Кто есть я среди людей грязищи?
Что такое люди? Это стадо
Для любых дурных манипуляций.
Каждый рассудителен как надо,
Если тет-а-тет с ним пообщаться…
Но едва толпой решат собраться –
Сразу происходит клоунада.
Кто есть я среди людей грязищи?
Я из рассудительных – не стадо.
Я не тот, кто молча в сапожищах
Мчится по приказу, как граната.
Это если я один и дома,
И с друзьями выпить нет симптома.
Жить в вечности
Мерное тиканье в комнате утлой.
К стрелкам часов протянулась рука.
Заворожённо гляжу, как минуты
Через меня утекают в века.
Чаша весов всё легчает в грядущем,
Прошлое – горло сжимает сильней.
Пусть посчастливится следом идущим
С Неотвратимостью быть наравне.
Свет превращается в чёрные пятна,
Гасит осколки чьего-то лица…
Мутно стекло… Не видать циферблата…
Не различить наступленья конца…
Что же рука моя вдруг потянулась
К стрелкам часов, ведь не утро давно?
Не у будильника стрелка качнулась.
Между ладонью и стрелкой стекло.
Может, я в старость уже окунулся
И перестал понимать этот мир?
Может, в секундах сейчас обманулся?
Сбит, показалось мне, ориентир?
Вместо секунды одной пробежали
Целые сутки назло мужику?
…Нет! Не старик, и позволят скрижали
Вписывать в жизнь не одну мне строку.
Время устроило с мозгом проделки,
Даже с ума мне пришлось соскочить.
Бьётся стекло, а замрут если стрелки,
Вечность наступит, я в ней буду жить.
О добром деле
Как заявлял в признанье смелом
один коварный добродей:
«Пора заняться добрым делом –
поубивать плохих людей»
Поубивать плохих – полдела.
Потомство тоже замочить.
Чтоб поросль, если уцелела,
не стала детям добрых мстить.
Я завидовать не стану
Денег много не бывает,
Это каждый дурень знает.
Вот спросите у Чубайса – он вам точно подтвердит.
Подтвердит и Дерипаска,
Пороптав, что жизнь не сказка.
И вообще любой известный и богатый паразит.
Получается, что мало
Всем нам личных капиталов.
Даже у кого карманы миллиардами полны.
Вывод сделают и дети:
Нет неравенства на свете.
И бомжи, и олигархи – все промеж собой равны!
Я завидовать не стану
Тем, кто сунул нос в сметану:
Ни Чубайсу с Дерипаской (эти – словно в масле сыр),
Ни другим капиталистам,
Капиталы чьи нечисты.
Не завистник я, однако ненавистник я проныр.
Все равны мы в мире божьем.
Я хочу быть равным тоже.
Но не равным с кем попало; равным с денежным мешком!
Не завистник я нисколько,
Пусть со мной разделят только
Всё, что раньше олигархи понаграбили тишком.
Умный и умник
Есть заблужденье,
что лишь глупый беден.
А кто богат – умён,
ведь в знаньях – сила.
Но жизнь сложнее.
и ленивый умник
Живёт бедней активного дебила.
Да, глупый и глупец – одно и то же.
Но умный – то ли самое, что умник?
Я смешивать не стал бы, как бриоши
Переводить «пирожными» бездумно.
Будут знать, как запрещать
НАМОРДНИКИ
Вирус в мире злобствует,
нет ему препятствий,
нарастают паника,
жлобство и регресс…
Пёсики бродячие
скоро удивятся:
люди все – в намордниках,
а собаки – без!
КОРОНАВИРУСНОЕ
Многие столетия
псам пришлось помучаться:
люди не давали им
на себя брехать.
Сами люди лаяли –
нынче псы научатся.
Будут знать, как важное
дело запрещать.
Все мужики в штаны одеты
Сиял поток тепла и света
Осенней дате вопреки…
Настолько бабьим было лето,
Что застеснялись мужики.
Все мужики в штаны одеты,
Чего стесняться мужикам?
Стесняться надо тем, чьё лето,
Коль позабыли стыд и срам.
Юноша или дед?
Меня и ныне мало что колышет,
А к старости наступит благодать:
Я буду хуже видеть, хуже слышать
И дурости глупцов не замечать.
Коль парня мало что колышет нынче,
То разве он уже не старый дед?
Когда явилась старость, мысли в клинче:
Что молод, думаешь с собою тет-а-тет.
Я танцевал всю жизнь шальные вальсы
Сотрутся в нашей памяти едва ли
Короткие свиданья визави.
Как часто нас девчонки отвергали!
Как много не случившейся любви!
Они беспечно с чувствами играли,
Забыв, что юность не длинней весны.
Теперь зовут на вальс в осеннем зале…
Но нам такие танцы не нужны.
Я танцевал всю жизнь шальные вальсы
И за девчонками с младых ногтей
Скакал, слагая в мыслях мезальянсы.
Но как до дела, делался скромней.
Прошли года, теперь хочу услады.
Но мне лишь предлагают танцевать,
Считая это для меня наградой.
– Какая, – говорят, – старик, кровать?!
Живём мы долго: разве не глупы?
Наш век недолог, словно маков цвет,
Но я такой действительности рад:
Ведь если б люди жили двести лет,
То пенсия была б в сто шестьдесят.
Живём мы долго: разве не глупы?