Пацаны, не стреляйте друг в друга

– Интуиция. Отцовская интуиция... А на остров ты можешь отправиться хоть завтра. И, если есть желание, с Агатой. Девчонка она оборотистая, себя в обиду не даст...

– Да, язык у нее острый... Что, можно с ней, на остров? – спросил Кирилл, мысленно уносясь в мальдивские дали.

– А это уж как она согласится. И еще у нее родители есть, отпустят ли они ее...

Марк Илларионович и сам был близок к тому, чтобы вместе с Настей унестись в океанские дали, и не только мысленно. Сам по себе остров давно уже перестал волновать его воображение, но оказаться там вместе с Настей, ходить с ней по песчаной лагуне, держась за руки, ногой сбивая пену с волны... Он – Адам, она – Ева, они оба в тропическом раю, никаких убийств, никто ни на кого не покушается...

– С Настей я поговорю. Сегодня же...

Его радовал сам повод встретиться с любимой женщиной. И он обязательно встретится с ней.

– А с Лосевым? – неожиданно спросил Кирилл.

– Что с Лосевым? – недоуменно глянул на него отец.

– Он Агату отпустит?

– А кто он такой, чтобы ее не отпускать?

– Племянник у него в армии служит. Хочет на Агате жениться. Лосев смотрит за ней, чтобы она другому не досталась...

– Кто тебе такую чушь сказал?

– Чушь – Лосев, а правду – Агата... Нет никакого племянника, Лосев сам на нее глаз положил. Это мне Агата сказала...

– Интересные у вас разговоры – напрямоту, начистоту.

– Она задает тон...

– Настя такой бойкой не была, – вслух подумал Марк Илларионович.

– Что?

– Ничего... А ты с Лосевым когда успел поговорить?

– Вчера. Когда приехал. Такси сломалось, так я пешком с горы, по тропке, через подлесок... Там дыра была в заборе, я через нее пролез, смотрю, мужик какой-то стоит, в спортивном костюме... Он сначала нагрубил мне, а потом подобрел, ну, когда узнал, что я – Панфилов. Сказал, что знает тебя, к дому проводил...

– В спортивном костюме, говоришь... Но ты не утром приехал.

– Так в том-то и дело, что позднее время для утренней пробежки.

– И где ты его встретил?

– На окраине поселка... – Кирилл махнул рукой в сторону последней линии домов. – Там еще стройка идет... Я бы не стал там бегать...

– Я бы тоже, – озадаченно кивнул Марк Илларионович. – Для этого у нас есть лес... Вчера у нас вторник был?

– Да, вторник.

– Не выходной день... Он на работе должен быть...

– Может, у него отпуск?

– У него вся жизнь – отпуск... По бабам шляется...

– По бабам?

– Что? – встрепенулся Панфилов. – Я сказал, по бабам?

– Да.

– Это я мысли свои озвучил, извини...

– А может, он с женщиной какой-нибудь встречался? – предположил Кирилл.

Глаза его разгорелись, щеки пошли румянцем.

– Может, и встречался, – в раздумье пожал плечами Марк Илларионович. – Но это не твоего ума дело...

Он собирался продолжить расспросы, но к нему подошел Захарский, подал телефон.

– Слюсарев.

Панфилов взял трубку.

– Да, Гриша!

– Марк Илларионович, не знаю, заинтересует вас это или нет. У Лосева со здоровьем большие проблемы.

– Что такое?

Слюсарев говорил долго и нудно. Но весь смысл поставленного врачами диагноза сводился к тому, что Лосев неизлечимо болен и жить ему осталось совсем немного...

– Спасибо тебе, Гриша. Неприятно это было слышать, но интерес есть... Давай, дальше копай.

Страшный диагноз, неизлечимая болезнь... Этим можно было объяснить озлобленность Лосева, нездоровый цвет его лица...

Из раздумий его вывел очередной звонок. Он косо глянул на Захарского, подавшего ему трубку. Но тот шепотом назвал святое для него имя, и Лосев сразу же отошел на второй план. Звонила Настя.

Глава двадцатая

Деревенский дом был снят на все лето. И ничто не мешало Марку Илларионовичу воспользоваться им для любовного свидания. Это был их с Настей рай в шалаше. Не так давно здесь уже свершилось таинство духовного и физического единения двух влюбленных душ. Он очень надеялся, что и сегодня случится это .

Настя позвонила ему сама. Сказала, что хочет увидеться с ним перед тем, как муж ее вернется домой. А это должно было уже случиться завтра. У нее дома была Агата, у него – Кирилл. Поэтому местом встречи стал этот дом, уже освященный таинством их первой интимной встречи.

Было видно, что она очень много хочет ему сказать. И он должен был о многом с ней поговорить. Но все слова выветрились из головы, когда они оказались наедине в доме, где никто не мог помешать им наслаждаться друг другом. Их губы слились в глубоком поцелуе, тела слились в страстных объятиях...

Очнулись они за полночь, под симфонические звуки стрекочущего за окнами оркестра. И кроватные пружины под ними уже не скрипели. Благостный покой и тихое упоение счастьем. И только мысли проснувшимися змеями зашелестели в голове, колкими чешуйками заскребли по нервам. Не так все просто на самом деле, как хотелось бы.

– Я тебя не отпущу, – крепко обнимая Настю одной рукой, сказал Панфилов.

– И не отпускай... – нежно, умиротворенно улыбнулась она.

– Я звонил, Антона завтра точно отпустят. И ты теперь не обязана за него беспокоиться. С ним все в порядке, дальше пусть живет, как знает...

– Ты жестокий, – ничуть не осуждая его, тихонько сказала Настя.

– Я не клялся ему в преданности.