Пациент 35

Что я тогда почувствовала? Мне, берлинке, было конечно больно. С другой стороны — я, как и все другие, понимала — дальше так нельзя. Почти все врачи и инженеры ушли. Работать было некому. Все дешевые товары раскупили. К парикмахеру сходить было нельзя — везде те. с Запада, сидели. Тогдашним летом каждый день по полторы тысячи человек уходило. Закрывать надо было границу. ГДР разваливалась. Но развалиться до конца ей бы русские все равно не дали — всех бы нас поубивали. Как в пятьдесят третьем. Лучше Стена, чем еще раз такое. И еще — мне было стыдно, что от нас все бегут. Да я и сама не раз думала, не уйти ли…

— И почему же не ушли?

— Совесть надо иметь. Я тут и образование бесплатное получила и квартиру дешевую и работу. Мне мой диплом бы там не засчитали. Родители в Саксонии жили. Я их жалела. Уехать — значило бы их навсегда потерять.

— На празднование вечером девятого к Бранденбургским воротам поедете?

— Нет, зачем. Народу там будет — не продохнешь. Будут дешевые сосиски лопать, так, как будто их в первый раз увидели. Пиво пить. Музыка будет ужасная. Салют. Это развлечение для совсем уж безмозглых… Пусть резвятся.

На лестничной клетке встретил другого соседа, бывшего таксиста Юргена.

Юрген поглядел на мой блокнот и сказал: Разговаривал с Эльзой? Пиши так — Юрген Кранц всем доволен. 9 ноября буду праздновать у Бранденбургских ворот. С женой и собакой. Политику христианских и свободных демократов — поддерживаю и одобряю…

Потом задумался, посерьезнел и добавил горько:

— Эта дерьмовая стена…

Фуражка для лемура (записки о графике и прозе Бруно Шульца)

КНИГА ИДОЛОПОКЛОНСТВА

Бруно испытывал ко мне безграничное доверие и… позволял мне чуть-чуть заглянуть в свою личную жизнь… Он был ярым фетишистом… Фетишизм его основывался на том, что он боготворил прекрасные длинные ноги — непременно облаченные в черные шелковые чулки. Целовать такие ноги было для него — как он мне не раз повторял — величайшим наслаждением.

(Изидор Фридман о Бруно Шульце)

В 1990 году в одном из дрезденских букинистов мне на глаза случайно попала черная квадратная книжица, изданная в Варшаве на немецком языке, с любопытной картинкой (ил. 1) на суперобложке. На картинке (называлась она — «Процессия», хотя никто никуда не шел) была изображена высокая, застенчиво как принцесса Диана смотрящая под ноги, обнаженная девушка в темных чулках, перевязанных светлой тесьмой чуть выше колен в окружении двенадцати мужчин (апостолов?), которые ей поклонялись как божеству. Красавица положила изящно изогнутую руку на маленькую грудь. Некоторые «апостолы» ползали перед ней на животе, другие стояли на карачках. Молодой человек (любовник, слуга, паж?), стоящий сзади нее, держал в руках ее длинное тяжелое одеяние. Чернолицый карлик в высокой шляпе-цилиндре, прижимающий к себе левой рукой книгу, неприятно осклабился. Карлик-циник в слепых круглых очках-велосипедах смотрел на молодицу, гордо запрокинув голову. Третий карлик, смахивающий на ёжика, пялился на обнаженную широко раскрытыми глазами-негативами. Уродливый получеловек-полузверь (как позже выяснилось — альтер эго художника), распластавшийся у ног красавицы, маскируя снедающую его страсть, сосредоточенно рассматривал что-то на земле. Мужчина средних лет, возведя очи горе, держал двумя руками что-то вроде хоругви, на которой вместо лика Христа или Богоматери — красовалась женская туфелька на каблуке. На лицах остальных поклоняющихся можно было заметить гримасы — нечистого любопытства, скорби, скованности, желания, отчаянья…

Сцена освещалась низко висящим на темном, густо штрихованном рембрандтовском небе солнцем, похожим на круглую дыру, на провал в небытие. Слева светлело здание собора, эллиптическое его окно напомнило мне вульву в изображении Леонардо на знаменитом анатомическом рисунке.

Ну и картинка! Вроде бы — эротика, а ни следа фривольности, дурновкусия. Гротеск… и глубокая серьезность. Траур. Нечто инфернально-сакральное.

Тайная оргия секты фетишистов?

Смотрины жертвы для сатанистского жертвоприношения?

Сходка юродов-мазохистов?

Невыносимо помпезная аллегория?

Карикатура?

Называлась книга так: DAS GOETZENBUCH.

По-польски — XIEGA BALWOCHWALCZA.

В переводе на русский — КНИГА ИДОЛОПОКЛОНСТВА.

Я проверил содержимое своего худенького кошелька и пошел платить. Из рук книгу уже не выпускал. Боялся, что она улетит, как квадратная ворона. Что кто-то перехватит. Опасался знакомого чувства сиротства, непоправимой потери, которое неизбежно наступило бы, если бы это произошло. Бывало так в юности — не переговорил с кем-то, не встретился, пробурчал мрачно что-то нечленораздельное в ответ на веселое слово вместо того, чтобы приветливо улыбнуться — и… изменил, не заметив этого, свою судьбу, отправил длиннющий поезд месяцев и дней на тупиковый путь. Так бывало с людьми, также было и с книгами. И не только.