Пациент 35

А вчера — негритянкой был Ральф, а плантатором — Лени, которой для успешного завершения игры пришлось воспользоваться известным техническим приспособлением, крепящемся на талии… Ральф кричал искусственным детским голоском: Не надо, масса, не надо, мне больно…

А Лени не смогла удержаться… расхохоталась, и чуть все не испортила.

После катарсиса, впрочем, хохотал и Ральф…

— А не сходить ли нам на Рождественский базар? Что ты думаешь, милая? Как никак, сегодня первый день Адвента… И погода солнечная… Выпьем по стаканчику глинтвейна… посмотрим на этих идиотских щелкунчиков… на вертящиеся пирамиды… Жареной колбаски хочется пожевать…

— Я куплю тебе там наконец шерстяные носочки. Твои все с дырками.

— Вот. вот… купим носки, посмотрим на пирамиды, винца попьем… И еще я хочу купить грецкие орехи… килограмм пять… помнишь, в прошлом году покупали? Польские. Черненькие такие, но внутри — чистые, и в три раза дешевле наших…

— Ах. дорогой, я боюсь покупать пищевые продукты у этих людей… они какие-то грязные… говорят, они так нас ненавидят, что даже в тесто плюют, когда пекут хлеб на продажу в Германию… бог знает, что они в эти орехи насовали.

— Мне тоже самое говорили про официантов в Париже… Если они слышат немецкую речь, обязательно плюют в суп. Может, это все вранье? Хотя нас действительно никто не любит. А за что нас любить?

— Ах. не надо об этом. Надоело уже… И еще я хочу попробовать новые крепы, мне Сюзанна рассказывала, что наш доморощенный француз приготавливает, месье Леонид… с ванильным мороженым, брусникой, клубникой, ликером и ромом… Из каштановой муки.

Лени закатила глаза и зачмокала. Ральф заметил, что она опустила верхнюю, тонкую свою губу — на нижнюю, пухлую. По животу Ральфа прошла невольная судорога.

— Вот и изумительно! Я буду глинтвейн пить, а ты крепы есть…

Сказав это. Ральф встал, погасил свечу на рождественском венке, собственноручно сделанном трудолюбивой Лени, наклонился к уху жены и прошептал заговорчески: А сегодня вечером я хочу быть инопланетянином-насильником… Грубым, дерзким и ненасытным…

— Клингоном? Тогда мне придется стать девочкой Сил из «Особи». Согласен?

— Ну нет. мне жалко твою спинку… оставайся сама собой, а я буду злобным греем.

— У греев кажется… глазки большие, а между ног…

— А у меня все будет ровно наоборот, голова маленькая, а член…

Начали собираться. Ральф был готов к отходу через пять минут, а Лени только через полчаса. Макияж, шляпка, сапожки… одну только сумочку выбирала минут десять… Женские заботы.

На базар решили идти пешком… потому что непонятно, где парковаться. Понаехали, небось, на своих паршивых Рено, пенсионеры из своих крысиных нор.

Пошли.

По дороге Ральф посматривал на фасады отремонтированных после Объединения шикарных домов, построенных в начале двадцатого века, и вспоминал, в каком плачевном состоянии они были во времена ГДР. Не только дома, но и мостовые, и фонари, и редкие в немецком мире неоновые рекламы, казалось, хвастались своей новой, добротной, надежной западногерманской плотью.

Оранжевые черепицы на крышах веселили глаза… а утробное ворчание мощных моторов БМВ и Ауди радовало уши и наводило на мысли о возможностях, подаренных историей бывшим водителям Трабантов и Вартбургов. Хорошо знающий своих соплеменников Ральф никогда не верил в то, что они смогут этими возможностями воспользоваться, но это знание уже не портило ему настроение. Сколько можно думать об одном и том же, терзать себя…

Старший сын Ральфа, Штефан с женой Синди умудрились выцыганить в банке кредит на открытие магазина сувениров. Получили деньги, сняли помещение на бульваре Брюль… компактное, удобное… купили мебель и товар… пригласили на открытие всех своих знакомых… дали объявление в местную газету… на радио… на открытии одетая в претендующее на «национальную» одежду безумное платье с воланами Синди раздавала детям конфеты и воздушные шарики. Штефан жарил для взрослых нюрнбергские сосиски… выставил восемь ящиков пива «Курфюрст». Устроили беспроигрышную лотерею. Выигрышами были наборы для литья оловянных солдатиков.

Через год примерно они позорно обанкротились…

Ральфу пришлось доставать из тайного загашника пятнадцать тысяч… иначе Штефана еще бы и посадили. Синди дала последние, отложенные на похороны, деньги старушка-мать.

Теперь Синди бухгалтерша в Мюнстере, куда ее увез новый муж, Михель, владелец авторемонтной мастерской при автосалоне. А Штефан начал было колоться, потом завязал… и живет то ли в Канаде, то ли в Новой Зеландии. Валит лес или овец пасет. Отношения между отцом и сыном, и так неважные, после банкротства магазина сувениров совсем испортились… Ральф конечно не смог удержаться от нотаций и поучений… сын не хотел все это слушать. Даже за глаза обвинял отца в своих бедах. Потому что Ральф — работал в Ратуше… и, по мнению Штефана, был одним из тех, кто «придумывает эти правила и налоги». Он имел в виду правила аренды недвижимости и особые налоги, которые в Германии устанавливаются городскими администрациями.

Эти правила и налоги, как считал Штефан, и разорили его уютный семейный бизнес.