Пациент #666 (СИ)

– Пусть повисит там минут пять, потом доставьте в комнату. Утром приедет док, и она не должна ничего знать, – распорядилась Аманда. – Отец приказал следов не оставлять, так что гадёнышу повезло, – братья поддакнули, закрывая за сестрой дверь, а потом – догоняя и скрываясь вместе с ней в одном из коридоров напротив. Хлоя выждала ещё полминуты, слыша лишь собственное дыхание и громкий стук сердца. Потом высунулась, покидая своё убежище, осторожно и тихо приоткрыла дверь. Вниз вели ступеньки – похоже, это был спуск в подвал. Хлоя ещё раз огляделась, прислушалась – никто не собирался пока возвращаться. Решившись, девушка быстро проскользнула в подвал, прикрывая за собой дверь.

Очень тихо она спустилась вниз. С опаской выглянула из-за угла, боясь встретить кого-то ещё. Но там был только один человек – и, когда Харрис увидела его, она с трудом сдержала возглас, рвущийся из её груди.

С большого крюка, намертво прибитого к высокому потолку, свисали два кожаных ремня. Каждый из них обвивал и без того изуродованные запястья Лукаса. Сам Эосфор покорно висел, немного не доставая до стула, не пытаясь освободиться, голова его поникла на незащищённую даже тканью грудь. Он был без футболки, лишь в домашних штанах, что чудом не падали с его худых бёдер.

Лукас был, похоже, без сознания. Медленно и тяжело дышал – парализованные ноги не позволяли опереться на пол. Повязка с укушенного плеча была сорвана, и… честно говоря, было страшно подумать, что произошло с его спиной – ведь если его избивали, то наверняка старались наносить удары лишь по спине, чтобы иметь возможность свалить вину на санитаров психбольницы. Вот каких следов она не должна была увидеть, вот о чём говорила Аманда…

Хлоя на секунду зажмурилась, боясь верить, что увиденное – реальность, а не ночной кошмар.

* * *

Шесть часов назад.

Особняк Эосфора.

Лукас совершенно не ожидал появления журналистов. Нет, он помнил слова Хлои о том, что его отец баллотировался на пост губернатора штата, и понимал, что общения с папарацци Годфри сейчас не удастся избежать. Но он не думал, что отец решится пригласить их домой – прямо туда, где держал взаперти своего собственноручно парализованного сына. И к тому же, якобы потерявшего рассудок. Ведь как-то он должен был объяснить это общественности? Или он просто закроет его в комнате? Если так, Лукас был даже не против. Пусть ему нельзя будет прикоснуться к инструментам, чтобы не шуметь и не привлекать внимание, он был согласен посидеть в тишине с книжкой, например, или просто посмотреть в окно. Или, может, опять отчаянно попытаться растереть непослушные ноги, которые Хлоя заботливо накрывала пледом.

Однако, никто не приходил, чтобы запретить ему создавать шум. Эосфора это смутило. Он как раз хотел подъехать ближе к стене, чтобы послушать, что происходит в коридоре, когда кто-то вдруг открыл дверь в его комнату – Лукас быстро откатился назад, испуганно глядя на вошедшего. Это был сам Годфри.

Окинув сына оценивающим взглядом, Эосфор-старший чуть нахмурился. Следом за ним вошли Аманда и Зак.

– Что будем делать, отец? – тихо спросила старшая дочь. Лукас напрягся – что случилось? О чём шла речь?

– Кто-то сфотографировал его, когда мы приехали домой из больницы, – начал рассуждать вслух Захария. – Но они уверены, что его парализовало ещё там. Мы не можем отказать им, это испортит…

– Я знаю, что это испортит, – оборвал Годфри. Вздохнул, приблизился к креслу сына. – Послушай, – сказал он, чуть склоняясь и нависая над ним. Эосфор понял, что отец не был уверен в том, что он помнил события почти двухлетней давности – Хлоя хорошо поработала, доказывая ему это. – Сын, к нам пришли журналисты. Мы должны выйти вместе.

– Что?.. Я… я не знаю, что говорить, – часто заморгал Лукас. Годфри прищурился, глядя ему в лицо и пытаясь понять, притворяется он или нет.

– Просто расскажи, как был рад вернуться домой, – сказала Аманда. Их отец коротко кивнул. – И не вздумай болтать глупости.

– Глупости?.. Какие, я не… Я что-то не так сделал?..

– Ты поверишь, что он ничего не помнит? – вполголоса спросила Аманда у отца. Тот поджал губы, кивая. – Серьёзно?

– У меня нет выбора, – процедил он сквозь зубы.

Так начался, наверное, один из худших дней в жизни Лукаса.

Ему пришлось молчать и сидеть рядом с отцом, пока тот давал интервью. Кто-то позаботился о том, чтобы причесать Лукаса, и ему пришлось позволить сделать это. Без возражений, изображая безучастность и спокойствие всё позабывшего двинувшегося дурачка. Но внутри у него всё клокотало – пока Эосфор-старший притворялся, что ему есть дело до пенсий, сирот и приютов для бездомных, Лукас с трудом подавлял желание ещё раз проверить, почувствует ли он прикосновение к собственной ноге. Ему хотелось закричать, рассказать людям правду – но каждый раз, как речь заходила о нём, Годфри старательно выворачивался, не желая давать сыну возможность заговорить.