Не сбавляя скорости, велосипедист помчался дальше, у самого перекрестка ловко выскочил на тротуар и, свернув направо, покатился по улице Лобачевского, пользуясь тем, что тротуар в этот час был практически свободен от пешеходов.
Доехав до первого подъезда, велосипедист въехал во двор, поставил велосипед у стены и, сняв с багажника сверток, вошел в дом. Встав под лестницей, он быстро вытряхнул из пакета завернутый в него костюм и надел прямо поверх трико. Бросив пакет и бейсболку тут же под лестницей, он вышел во двор и, снимая на ходу перчатки, направился переулками на остановку автобуса.
Водитель «Мерседеса» тоже не обратил особого внимания на прыткого велосипедиста. Дождавшись, когда на светофоре вспыхнет зеленый, он прибавил газу и, проскочив перекресток, помчался дальше – туда, где лента проспекта ныряла в зеленую тень парка.
Обгоняя неспешно ползущий троллейбус, водитель невольно скосил глаза влево, где блеснула холодная поверхность небольшого пруда, – и в этот момент страшной силы удар обрушился на него откуда-то сверху, опалив огненным дыханием и вдавив в рулевое колесо.
Покореженный и объятый пламенем «Мерседес» швырнуло поперек дороги, и он, сбив столбики ограждения, рухнул в холодную, покрытую ряской воду, подняв фонтан сверкающих брызг.
Корнеев ничего этого уже не ощутил и не увидел – взрывом магнитной мины ему оторвало голову.
– Ладыгин, к вам там пришли! – сурово сообщила палатная няня, заглядывая в приоткрытую дверь.
Вообще в палату она заглядывает нечасто – то ли из-за своей суровости, то ли из-за низкой зарплаты. Если рассчитываешь на некие услуги с ее стороны – готовь денежки. Няни вступили в рынок гораздо раньше, чем даже олигархи, и их на милосердие не возьмешь.
Моя травма оказалась гораздо серьезнее, чем я думал. Травматолог, зашивавший мне рану, счел нужным показать меня невропатологу – тот осуждающе поцокал языком, колесо завертелось, и я оказался в результате на больничной койке. Больница была самой обыкновенной, без претензий, с вечными нехватками того или другого, но меня это не очень шокировало, потому что к вечеру мне действительно стало плохо, и я не обращал внимания на мелкие неудобства.
Однако больница остается больницей – меня лечили, и через три дня я почувствовал себя значительно лучше. Коллега, меня лечивший, смущенно признался, что не рассчитывал на такое быстрое восстановление, тем более что полную реабилитацию они провести не в силах из-за недостатка в медикаментах.
– Так что, в принципе, я могу вас выписывать домой. Все равно вам самому придется позаботиться о лекарствах. Но худшее, думаю, позади. Голова у вас достаточно крепкая.
Однако я предпочел задержаться в больнице. Уж очень мне не хотелось возвращаться в тот водоворот событий, который засосал меня в середине мая. Лишь только я представлял себе перечень вопросов, которые посыплются на меня в кабинетах следователей, старших коллег по работе и прочих должностных лиц, как у меня пропадало всякое желание выздоравливать.
Пока я находился в плачевном состоянии, меня навещала Марина. Я словно во сне видел ее хрупкий силуэт и слышал заботливый грудной голос, доносившийся до меня откуда-то с другой планеты. К общению я был не слишком расположен и, боюсь, за время этих встреч не произнес и трех слов.
Она неизменно приносила мне фрукты, которые, вследствие моей немощности, поедали соседи по палате. Я называл их про себя Анонимными Алкоголиками, потому что все трое попали в отделение по пьяному делу. Одному жена пробила голову утюгом, другой подрался на праздничных гуляниях с омоновцами, а третий вообще ничего не мог сказать по поводу своей травмы и только повторял: «Помню – вышел я в тот день пивка на углу попить…»
Они все были уже выздоравливающими и день-деньской мотались по отделению, ища, чего бы поесть и покурить. Но больше всего все трое мечтали выпить и каждый день просили врача их выписать. Он держал их только в целях борьбы с алкоголизмом.
Два дня уже я чувствовал себя вполне прилично и надеялся на встречу с Мариной. Но она не появлялась. Мне приходилось убивать время воспоминаниями и рассказами моих соседей по палате о бесконечных беспросветных пьянках, которым они посвятили свою сознательную жизнь.
Поэтому, услышав лаконичный доклад палатной няни, я немедленно покинул свое койко-место и поспешно вышел в коридор. Час для свиданий был неурочным, и персонал решил на сей раз проявить принципиальность, что вообще-то случалось не слишком часто. Мне это качество дается с трудом, и я всегда с уважением встречаю его в других. Поэтому я послушно отправился в вестибюль. В последний момент в голову мне пришла паническая мысль, что там меня может ожидать вовсе не Марина, а, скажем, какой-нибудь громила с бесшумным пистолетом или светлокудрый Чернихин.
Но это оказалась она – Марина. Она стояла возле окна, окруженная ореолом солнечного света, и с напряженным вниманием смотрела на дверь. Увидев меня, она оживилась и шагнула навстречу. На лице ее появилось смущенно-радостное выражение.