Пациент особой клиники

«Великий Боже!» – испытывая страшную сухость во рту, подумала Мириам и схватилась рукой за горло, не в силах проглотить подступивший к нему ком.

Когда полиция в течение нескольких недель так и не смогла напасть на след ее пропавшей дочери, Мириам сама занялась поисками своей Лауры. Она еще раз опросила всех соседей и сотрудников магазинов, располагавшихся вокруг детской площадки Швейцарского квартала[2], где в последний раз видели девочку.

Несчастную мать насторожили слова одной пожилой женщины, страдавшей от старческого слабоумия, чьи показания полицией, по всей видимости, были восприняты как несерьезные: при разговоре она часто теряла ход мыслей, заговаривалась и погружалась в приятные воспоминания о своем прошлом. Как бы то ни было, именно эта старушка сказала, что видела в день похищения почтальона. Она вспомнила, что он вызвал у нее жалость, поскольку ему так и не удалось вручить многочисленным адресатам предназначенные для них посылки. Обойдя весь жилой квартал на улице Альтдорфер и не застав хозяев дома, он так и возвратился с полной тележкой к своему фургону. Рассказывая это, пожилая женщина постоянно ударялась в воспоминания, поскольку этот человек якобы напоминал ей ее племянника, что, естественно, сильно снижало доверие к показаниям старушки.

И все же именно она сообщила самые важные сведения!

– Он на самом деле маскировался под почтальона, – подтвердил Трамниц, от досады слегка стукнув ногой по стоявшей возле стены тележке с нагруженной на нее полутораметровой стопой посылок.

К удивлению Мириам, которое мгновенно сменилось ужасом, тележка, хотя полицейский до нее едва дотронулся, опрокинулась, и часть посылок упала на пол, обнажив скрывавшуюся под ними внушительных размеров полость.

– Это бутафория из папье-маше, – пояснил Трамниц. – В посылках на самом деле ничего нет, поскольку они только маскируют пустоту в данном сооружении.

Оказалось, что по высоте полость составляла около полутора метров, и ее размеры как раз позволяли спрятать семилетнего ребенка.

– Лаура, – простонала Мириам. – Моя девочка! Что он с ней сделал?

– Негодяй оглушил ее, спрятал в этом муляже и отвез к своему фургону. Пойдемте дальше.

С этими словами Трамниц открыл сильными руками противопожарную дверь, на внешней стороне которой красовалась старая наклейка известной музыкальной фирмы «Sound & Drumland».

«Неужели монстр любил музыку? – подумала несчастная мать. – Как и моя Лаура!»

Мириам невольно вспомнила, как прошедшим летом они вместе с дочкой покупали детское пианино. В последние недели оно стояло в гостиной, и смотреть на него было невыносимо. Так же как и слушать тишину в квартире. Здесь же, в подвале, напротив, звуки отдавались очень громко. При входе в это квадратное помещение женщине даже показалось, что она слышит крики своей дочери как своеобразное эхо памяти, отражавшееся от мертвенно-серых стен и кафельного пола со стоком посередине, над которым болталась голая, окрашенная в белый цвет лампочка, дававшая, казалось, больше тени, чем света.

– Что это? – с трудом выдохнула Мириам, указывая на какой-то ящик, стоявший прямо перед ними у стены.

Трамниц поскреб выбритый затылок и посмотрел на странное сооружение, состоявшее из деревянного ящика на металлическом постаменте, напоминавшем секционный стол патологоанатома. Сам же ящик был сделан из коричневой прессованной древесины и имел длину около полутора метров и ширину примерно тридцать сантиметров. В обращенной к ним продольной стенке ящика были проделаны два круглых величиной с ракетку для настольного тенниса отверстия, располагавшиеся на расстоянии ладони друг от друга. Они, как и верхняя сторона ящика, оказались закрытыми непрозрачной пленкой, что не позволяло рассмотреть находящееся внутри.

– Это «инкубатор», – пояснил Трамниц.

При таких словах Мириам показалось, что в этом дьявольском помещении стало еще холоднее, и при мысли, что дыры предназначались для контакта с тем, кто скрывался внутри «инкубатора», ей стало нехорошо.

– Что он с ней сделал? Что этот негодяй сотворил с моим ребенком? – не глядя на Трамница, спросила она.

– Преступник много лет работал в отделении по выхаживанию недоношенных детей, пока его не уволили за непристойное поведение. Этого он вынести не смог и создал здесь, в подвале, свою собственную детскую станцию.

– Для чего?

Не дожидаясь ответа, Мириам сделала шаг по направлению к «инкубатору» и протянула к нему руку. Однако ее охватила такая сильная дрожь, что пальцы перестали слушаться. Ей показалось, будто от этого сооружения исходило магнитное поле, которое отталкивало руку тем сильнее, чем ближе она подходила к ящику, чтобы оторвать пленку.

Трамниц подошел к ней сзади, нежно коснулся ее плеч, кашлянул и спросил:

– Вы действительно этого хотите?

В ответ она, молча, кивнула, едва сдерживаясь, чтобы не закричать и не броситься прочь.