Пациент особой клиники

– Это означает, что вы можете видеть только то, что я ношу на теле, – как ни в чем не бывало продолжил Тилль. – Но вы не можете заглянуть внутрь его, верно?

Вместо ответа, темнокожий санитар потянулся к рации, висевшей у него на поясе. Тилль не заметил какого-либо оружия у обоих сопровождавших его служащих, что, в общем-то, в немецких психиатрических больницах было не принято.

– Значит, вы понятия не имеете, что находится в моем желудке, не так ли? – продолжал гнуть свою линию Тилль.

– О чем, черт возьми, вы говорите?

– Два часа назад я проглотил чувствительную к кислоте капсулу. По моим расчетам, менее чем через пять минут желудочная кислота разъест ее оболочку, и тогда это начнется.

– Что начнется? – одновременно воскликнули оба санитара.

– В моем желудке спрятана бомба! Я взорвусь! – закричал он и бросился бежать.

Этот ответ Тилля в сочетании с нарочитой попыткой побега и обеспечил ему укол шприца со снотворным – уже через пару мгновений он оказался лежащим на полу.

Теперь Тилль снова очнулся и спросил себя, не переборщили ли санитары с дозой снотворного, так как собрался преодолеть последнее препятствие, отделявшее его от цели. У него и так все последние дни проходили, словно он смотрел американский фантастический фильм «Супер-8» на плохо освещенном экране.

Единственным моментом, свидетельствовавшим о том, что он не умер, являлся свет. Но он был не таким, на какой хочется бежать, а наоборот, вызывающим стремление удрать.

Здесь все было розовым. Цвет в пастельных тонах казался ярким и всепроникающим. Именно такое сравнение пришло ему на ум, когда он открыл глаза. В комнате действительно все было розовым – и стены, и потолок, и пол, и плинтусы, и даже лампа. Исключение составлял лишь неуклюжий стальной унитаз рядом с раковиной для рук. Увидев это приспособление для мытья, Тилль понял, куда его поместили и что он все еще жив.

«Отлично, первое препятствие преодолено успешно», – подумал он.

Тилль закрыл глаза и через две секунды снова открыл их, но он не исключал, что могло пройти и два часа, а может быть, и два дня. В любом случае Беркхофф в комнате был уже не одинок. Один только этот факт успокаивал, ведь, в конце концов, он был еще жив и успешно прошел первый этап намеченного им плана.

Тем не менее Тилль почувствовал опасное раздражение при виде человека рядом со своей кроватью, который показался ему странно знакомым. При этом узнаваемыми казались не черты его лица или манера стоять, а что-то совсем другое. И это что-то его сильно обеспокоило, поскольку напомнило самого себя – глаза мужчины горели ненавистью.

Этот некто смотрел на него так же, как поглядел бы сам Тилль на убийцу своего сына, если бы ему удалось с ним встретиться.

Глава 15

– Как вы себя чувствуете, господин Винтер? – спросил мужчина странным голосом.

Этот голос звучал так, словно хотел сбежать от своего хозяина. Он был скрипучим и одновременно ломким, но в то же время чересчур низким, что никак не подходило к худощавому, можно даже сказать, долговязому мужчине с лицом как у ворона, с глубоко посаженными глазами, впалыми щеками и заостренным, изогнутым носом, словно крючок для одежды.

Человек показался Тиллю таким же инородным телом, к которому теперь следовало привыкать, как и к тому имени, с которым он к нему обратился.

– Кто вы? – поинтересовался Беркхофф.

Мужчина представился главным врачом третьего отделения доктором Мартеном Касовом, но разъяснять, чем это отделение отличалось от двух других, не стал. Остался в неведении Тилль также и в том, в каких должностных отношениях состоял этот человек с профессоршей фрау Теа Зенгер, которая, по словам Скании, являлась руководителем клиники.

– Что вы мне дали? – спросил Тилль, ощупывая свою голову и пытаясь вытянуться на узких и тоже окрашенных в розовый цвет нарах.

Затем он втиснулся в серый, как мышь, спортивный костюм, который оказался ему несколько коротковат. Беркхофф понял, что за то время, пока он был без сознания, его помыли. Исчезла также повязка, и теперь на обритой наголо голове осталось только несколько пластырей. Зато на ноги ему натянули полосатые носки с резиновыми накладками.

– Флунитразепам, – ответил Касов.

Тилль осторожно кивнул, поскольку у него возникло ощущение, будто бы голова оказалась наполненной горячей, неприятно обжигающей жидкостью, которая при резком движении могла перелиться из нее, как суп через края тарелки. Он почувствовал головокружение, и ему стало плохо. Было также непонятно, являлось ли это обычными побочными явлениями подобного средства, которое вывело его из строя.

– Почему я все еще жив? – спросил он, вспомнив о том, что утверждал, будто бы проглотил бомбу.

– А почему вы не хотите жить? – вопросом на вопрос ответил Касов и стал оглядывать камеру.

При этом он смотрел так, как будто в этой розовой клетке могло находиться еще что-то, кроме отсутствовавших окон, недостающих дверных ручек и просматривавшегося со всех сторон туалета.