Пациентка

Он узнал многие фантастические подробности о своем Учителе, который, как оказалось, был хорошо известен среди Посвященных разных религиозных традиций. Пожилой настоятель-буддист, со светлым тихим взглядом, был тоже одним из его учеников. Он рассказал Геннадию о «Большом отшельничестве», в котором пребывал их наставник. В отличие от «Малого отшельничества», которое предполагало уединение в горах, вдали от людей, и погружение в духовную практику, Большое отшельничество было испытанием еще более серьезного уровня. Последним испытанием. Духовный путник возвращался в мир, неся ему свои знания. При этом он должен был пройти сквозь этот мир невидимкой, открывшись только тем, с кем был связан давнишними кармическими узами.

Мария слушала Гену и вспоминала их совместные посиделки в маленькой комнате. Они теперь оба понимали, что наставник неукоснительно соблюдал два важнейших духовных закона – передавать знания только тем, кто готов и искренне жаждет их и не «метать бисер перед свиньями», не допускать до сокровенных вещей праздно любопытствующих, дабы уберечь их от преждевременной встречи с новым миром. «Знание должно быть возвещено, знание должно быть сокрыто», – нередко повторял он, когда они пили чай вместе в его «дворницкой». Геннадий понял, почему Василий Иванович, обладая глубочайшими познаниями и возможностями, не использовал их, предпочитая работу сторожа, которая давала ему… свободу. Он оставался монахом, будучи в миру. «В мире, но не от мира сего».

– Удивительный человек! – В заключение Гена долгим светлым взглядом посмотрел на Марию. Она кивнула.

– Мы не брошены. Я это теперь чувствую! Мне кажется, за нами наблюдают те, кто видит больше нас. – Геннадий сиял. «Каким же он стал красавцем, – пронеслось в голове у Марии. – Нескладный утенок преобразился».

Настоятель дацана объяснил молодому искателю, что на духовном Пути все взаимосвязаны и неважно, находишься ли ты рядом со своим наставником физически, или нет – на потаенном внутреннем уровне вы едины.

– Он нас не бросил! – повторил Геннадий еще раз. – Просто мы проходим сейчас свои уроки.

Он обнял Марию Михайловну на прощание. Больше они не виделись.

– А как ты сам? – еле успела спросить она.

– Нормально. Тренером работаю в спортшколе.

К лавочке прискакал воробей-толстячок и требовательно сверкая глазом, подпрыгнул прямо к ее ногам. Она задумчиво поправила юбку и вытащила из кармана кусочек хлебного мякиша…

В середине восьмидесятых годов в небольшом белорусском издательстве вышла книга безымянного автора о духовных традициях мира. Мария была убеждена, что автором ее был Гена. Когда она перелистывала страницы, ей казалось, что она слышит шуршание его карандаша по тетради. Как же он ее написал, мягко улыбалась она, ведь он не единой строчки не законспектировал.

Сама Мария не страдала так сильно от отсутствия Василия Ивановича. В тот день, 27 августа, когда она отошла от первоначального потрясения и немного успокоилась, она сделала то, чему он ее учил. Села в позу для медитации, закрыла глаза и настроилась на ситуацию. Она сразу услышала, что его голос звучит в ней, что он рядом. Он дал ей ключ доступа к своей душе – свое сакральное имя. Произнося его, она входила в транс.

А вскоре появились и первые ученики. Вернее, ученицы. Сначала была мама хулигана Витьки из 7В класса. Он часто безобразничал на уроках и смешил весь класс тем, что коверкал французские слова. Ля ручка, ля ножка, ля стол. Je parle17 он произносил как «жопарл», делая ударение на первый слог. Все неизменно смеялись. Je suis perdu18 – вообще была его коронная фраза. Он сопровождал ее недвусмысленными звуками. Мария Михайловна долго терпела и корректно взывала к порядку. Но Витька был авторитет. В классе его боялись. А ему нравилось поддевать миниатюрную француженку.

И однажды Мария Михайловна не выдержала и вызвала в школу его родителей. Пришла мама. Усталая, замотанная работница стройки – маляр-штукатур. Она воспитывала сына одна. Денег постоянно не хватало, и она «халтурила» после работы, клея обои частным заказчикам. Сын был предоставлен самому себе.

– Понимаете, – виновато говорила она, – ему же штаны нужны, куртка. Он же растет! На нем все горит!

Мария Михайловна молча кивала. И прислушивалась. К себе и к ней. Мало-помалу между ними установились приятельские отношения, и однажды, к изумлению Витьки, училка пришла к ним домой. Оглядела крошечную комнату в общежитии, похвалила рисунки на стене («А это Витенька нарисовал, когда был маленьким») и осталась пить чай.

Людмила была способной. Ее чаша была пуста19. Она сразу почувствовала в Марии глубину и мудрость, которой не обладала сама. По природе она была восприимчива и открыта, и слова о счастье легли ей на душу.