Пациентка

Способности Ара слышать все мысли, человеческие и космические, и оказываться в любой момент в любой точке любого измерения, были известны. Поэтому подслушивать исподтишка было нелепо. Это же по-человечески. Ару, чтобы получить какую-то информацию в ее земном понимании, нужно было просто сконцентрироваться и сонастроиться: он смотрел и видел, слушал и слышал.

Ар улыбнулся ослепительной манящей улыбкой.

Вокруг сразу разлилась энергия сладкой и тягучей неги.

«Ох, умеет же. Еву можно понять, хотя, конечно, переврали многое», – подумала Алеона. Ее мысли были перехвачены обоими мужчинами, и они дружно засмеялись. Ар вспыхнул теплыми разноцветными искрами.

– Ну почему ты выбрала этого книгочея? Ты же из Любящих. И я тоже. Мы бы творили такие миры страсти… Это была бы Высшая Тантра, м-м-м… Я своей эротикой, а ты своим сердцем. Вся Вселенная бы пела. – Эфир вокруг него раскалился и пошел алыми всполохами. И вдруг погас и потускнел. —А теперь мне приходится порождать любовь только на уровне каких-то мелких страстишек и делать всю черную работу на Земле.

– Ты опять за свое! Не начинай! – Все трое снова засмеялись. С этого ритуала начиналось любое их общение. Алеона и Ар росли и воспитывались вместе, их главной силой была Любовь. Но была она очень разной: у него – полная сладострастного упоения, у нее – сердечная и самоотверженная.

– Алеона, тебе тяжело придется. – Посерьезнел Ар. – Я уплотнил завесу, закрыл все доступы к нашему миру, практически не оставил никаких ходов. Нет, они есть, конечно, но тебе, чтобы преобразовать тьму, нужно будет пройти через…

– Да знаю, знаю. – Нетерпеливо прервала его Алеона. – Ну, ты сам слышал. Тао меня пугает полной потерей памяти. И что я даже его забуду и буду страдать. Или как правильно?

– Страдать, да. Это когда Свет сокрыт для тебя, и ты блуждаешь во тьме, как слепая. Даже я не смогу помочь тебе. Я не смогу уменьшить твои страдания.

– О чем ты говоришь! И даже не вздумай! В этом же и суть! Как иначе я наработаю энергопотенциал? Мне же нужно преобразовать боль в свет. Боли должно быть много. Да вы не переживайте, мои любимые. А то я сама уже начинаю переживать. – Она засмеялась, и словно нежный небесный колокольчик тряхнул своей головкой и хрустально зазвенел.

– Ну ладно. Прощайтесь. – Ар засиял игривыми красками. – А то меня так и тянет устроить вам семейную сцену. Тем более, вы в телах.

Алеона обняла Тао. Они соприкоснулись сердцами, и он излил в ее сердце всю силу своей веры и надежды.

Через мгновение он остался один.

Глава 1

Дом

Все имена вымышлены,

Все совпадения случайны,

Все остальное – правда.

Сергей Борисович устало снял очки и бросил их на стол. Они упали золотыми дужками вверх, словно жук, поднявший свои лапки и застывший в недоумении, не в силах перевернуться. Сергей Борисович зажмурился и с силой размял лицо. Основаниями ладоней подвигал кожу на лбу, вверх-вниз, как будто желая стереть мысли, которые выбрались на поверхность из глубоких чертогов мозга. Захлопнул крышку ноутбука и поднялся из-за стола.

С наслаждением потянулся. Покрутил головой. Шея болела нещадно, а когда он поворачивал голову влево, то еще и подскрипывала, словно заржавелая гайка в велосипеде, которую надо бы срочно смазать. В последнее время он много работал за компьютером: у аспирантов скоро предзащита, да и свои научные статьи он предпочитал сдавать, не дожидаясь «мертвой линии», которую он про себя называл «мертвой петлей». При слове дедлайн перед его глазами появлялся детский рисунок виселицы, на которой в образе человечка-головонога болтался он, профессор всея Руси.

Он помассировал шею и подошел к огромному, во всю стену, окну. Кабинет располагался на втором этаже особняка и из него открывался просторный вид на дальние поля. Весна в этом году была ранняя и апрельское солнце уже согрело землю. На поле мирно паслась маленькая рыжая лошадка.

Сергей Борисович перевел взгляд на березовую рощу, зеленеющую молодой листвой, и двор с аккуратно подстриженными кустарниками, альпийской горкой, на которой пурпурным нарядом хвасталась примула, и с парой белых скамеек. Контуры скамеек и альпийской горки размывались в глазах Сергея Борисовича, словно их присыпали пудрой. Еще ближе, на поверхности стекла, он увидел свое совсем расплывчатое отражение: высокая худощавая фигура, темные волосы с проседью. Кашемировый свитер модного в этом сезоне темно-синего оттенка растекся бледным пятном по стеклу и слился с облачными пятнами над полями.