Настя прислушивается к её пению, а затем вдруг говорит:
– Ты сама её придумала? Звучит хорошо. Не думала о том, чтобы стать поэтессой?
Маришка вспыхивает:
– Ох, нет. Это… это мамина. Она мне её пела, когда… когда мы встречались в городе.
– Правда? Милая, но разве у тебя есть мама?
Маришка придвинулась ближе к приютскому, желая хоть немного согреться. Его тело было таким неподвижным.
– Мягкими руками… – она запнулась. Уставилась в небо, борясь с наливающимися тяжестью веками.
Оно ободряюще подмигивало ей звёздами. Холодный и далёкий блеск. Как круглые камушки краденных у Нежаны бусиков.
Уголки губ слабо дёрнулись. И она велела себе продолжить:
Мягкими руками мамы,Кудри твои перебирая,О странах добрых говорит.Маришка перевернулась набок. Съехала чуть ниже, прямо по снегу. И прижалась лбом к задубевшей от крови и мороза Володиной сорочке.
«Всевышние, подумать только…» – сердце слабо затрепетало в груди.
Окончательно осмелев, она обвила рукой его плечи. И вдруг на душе её сделалось совсем хорошо.
Маришка улыбнулась. Широко-широко:
Ты с ней летишь в края далёки,На спинах белых журавлей…Приютская почти совсем перестала чувствовать пальцы. Она медленно сгибала и разгибала их, но едва ощущала.
– А мама гладит твои ноги, – голос становился всё тише и тише, а веки – всё тяжелее и тяжелее.
Воздух вокруг густел. Делался грузным.
И подушки кособоки,Пахнут свежестью… полей.Маришка закрыла глаза, и ресницы отбросили густые тени на побелевшие щёки.
Из записей Маришки Ковальчик
«Ночь с 15 на 16 октября
Мы сбежали. Смогли. Я и описать не могу здесь, как рада. Меня все послушали, все поверили мне. Даже Танюша нашлась! Сейчас сидим под деревьями – мы смогли пересечь пустошь. И не такая уж она и большая, по правде говоря. У нас привал – Володя устал. От бега у него сильно кровоточат рубцы на руке. Это всё Яков. Как всегда переусердствовал с наказанием. Володя теперь точно примкнёт к революционерам. Ну и пускай. Надеюсь только, что не попадётся. Если честно… да, признаюсь. Он… он вообще-то мне нравится. И я забыла написать, но… Мы… мы целовались. В кладовке, когда прятались от служанки. Вот так.
Не знаю, куда именно мы бежим, но там точно будет лучше, чем в приюте. Сегодня я всерьёз задумалась о своём будущем. Теперь оно прямо тут – у меня в руках. Только в моих. Никаких учителей и служанок. Это, по правде говоря, пугает и будоражит одновременно. Я подумала, что неплохо, наверное, пойти в гувернантки или, может быть, просто учительницы. Я не хочу быть прислугой. Этаж у них… Жуткий.
Мне надобно много учиться и даже поступить в какой-нибудь институт для гувернанток. Но я… я правда хочу обучать чему-нибудь детей. Хочу стать как Анна Леопольдовна. Я буду доброй и хорошей учительницей. И никогда не буду бить своих учеников. И в будущем хочу, если честно, свою семью. Чтобы дети там и муж. Вдруг им станет Володя? Всевышние, надеюсь, он никогда не прочтёт этого!