Саске кивает, соглашаясь, но все ещё утыкается в его плечо, а руки, очевидно, не зная, что с ними сделать, безвольно опускает по бокам. Наруто фыркает: его воробушек такой стеснительный и робкий, чувствительный и податливый, что ревность снова застилает здравый рассудок. Наруто не хочет думать о том, что кто-то, не он, мог бы видеть такого Саске – отдающего всего себя, что кто-то мог бы владеть им, что кто-то мог бы называть его своим и ставить на нем свои метки. Не хочет, не думает, но мысли, словно назойливая мошкара, долбятся, в ответ натыкаясь на злобный, собственнический оскал. Его Саске.
Медленно поднять его руки, лаская холодные ладони кончиками своих горячих пальцев, и положить их себе на бока. Почему Саске всегда такой холодный, словно ледышка? Почему ему, Наруто, никак не удается согреть его в своих объятиях? Это ранит, не смертельно, но болезненно, словно тонкая игла медленно, по миллиметру, впивается в бешено сокращающиеся мышцы сердца.
Мурашки на шее он чувствует губами, прикасаясь к тонкой коже, под которой пульсирует жилка. Словно саму нить жизни поймал, лаская и укрощая её. Саске в его объятиях напрягается ещё больше, но не отстраняется. Дышит глубоко, будто перекачивает воздух через себя. Наруто кажется, что если бы не он, если бы не его грудь, высоко-вздымающаяся и вынуждающая грудную клетку Учихи вторить ей, воробушек и не дышал бы, затаившись и покорно ожидая развязки.
Но ведь Саске не такой. Наруто помнит огонь страсти в его темных глазах. Тогда, в машине, когда Саске до жадности, как сейчас он сам, впивался в его губы поцелуями-укусами, как царапал его плечи, как сжимал бока острыми коленками, как тянул за волосы и требовал, требовал, требовал. А сейчас Саске словно тряпичная кукла, позволяющая делать с ней все, что вздумается кукловоду.
- Саске… – шепчет в аккуратное ушко, обнимая, поглаживая, успокаивая. – Отпусти его.
- Отпустить что? – сбивчиво бормочет Учиха. Его ноги напряжены, пальцы до боли впиваются в ребра, тело навесу, дрожит. Саске – струна, и нужно быть очень осторожным, прикасаясь к ней, чтобы не оборвать столь хрупкую нить.
- Свой страх, - Саске весь покрыт этими мурашками, мурашками страха и возбуждения одновременно. Кажется, их даже можно различить на ощупь. Вот сейчас, когда он касается уже горящего ушка языком, когда скользит по ободку раковины, прихватывает мочку, сперва губами, а после и зубами, скользя под неё, в столь дурманяще пахнущее кофе с корицей местечко, Саске дрожит и покрывается мурашками от возбуждения, острого и безудержного. А теперь, когда его ладони скользят под футболку, гладя плоский живот и подымаясь ещё выше, Саске вздрагивает от страха, страха настежь распахнутой близости. Пальцы касаются вершин чуть твердых сосков и слегка сжимают. Тонкие пальцы, в отместку, впиваются между ребер, мешая боль и удовольствие в крышесносный коктейль.
- Я тебе что, девчонка, что ли? – ну, по крайней мере, Саске больше не боится, отпрянув и смотря ему в лицо. В темени не видно, как гневно суживаются его глаза, но Наруто отчетливо представляет себе этот негодующий прищур, протестующее сжатые в тонкую нитку губы и заманчивую ямочку на подбородке.
- Причем тут девчонка? - Наруто фыркает, чувствуя довольственное тепло, разливающееся в груди. Все-таки его воробушек ещё такое невинное создание.
- Ты лапаешь меня, как девку, - шипит Саске, недовольно, чуточку зло и с претензией на ведущую роль. Такой смешной, наивный Саске, ещё непонимающий, что он уже вошел в клетку к хищнику не как дрессировщик, а как желанная добыча.
- Да ну? – жаль, что Саске не видит, как саркастически изгибается его бровь, и как губы расходятся в ироничной усмешке. – И это тоже, Саске? – подается вперед, резко задирая футболку. – Это тоже, как с девчонкой? – воробушек мешкает и тем самым допускает ошибку. Горячие губы накрывают сосок и жадно втягивают, зубы прикусывают, беспощадно, до сладкой боли, а после её заглушает мягкий язык, перекатывая твердую горошинку на кончике.
- Нет… – хрипит Саске, задыхаясь восторгом. Наруто знает, что это восторг, что Саске противится только потому, что его мозг все ещё отрицает сам факт наслаждения, когда тело уже полностью отдано в его власть. Саске не должен принадлежать никому, кроме него. Саске весь, целиком и полностью, только его.
- «Смотри, мальчишка, чтобы эта демонская жадность не погубила тебя так же, как когда-то меня», - дельное замечание, но Наруто подумает об этом позже, когда Саске перестанет шептать его имя, жадно глотая воздух и источая жар возбужденного тела.
- Ну, же… Смелее… – Наруто подначивает, чувствуя, как ладони Саске нервно, неуверенно скользят по его плечам, пальчики касаются ключиц, ноготки царапают кожу у основания шеи, но не более. Снова подымаются вверх, вцепляются в волосы и то ли тянут на себя, то ли пытаются оттолкнуть, и замирают где-то на средине, никак не решившись, вверяя инициативу.