— Ладно, там посмотрим. Так эта дура тебе не звонила?
— Нет, но был один интересный звонок по работе, — Оксана намеренно загрузила его всеми мелкими подробностями телефонного звонка девушки, которая тоже мечтала сниматься. Ей нравилось измываться над ним.
Ираида так и не позвонила. Взбешенный Славик чуть не разгромил квартиру, приказав ей выкинуть девушку из списка моделей. — Даже если и будут на нее заказы, можешь не выполнять их — я тебе разрешаю! — бушевал он, разозленный тем, что ему "не дали". — Что она о себе воображает, паскуда? У меня из-за этой дешевой шлюхи пропал рабочий день! У, дура!
Оксана едва сдерживала улыбку торжества.
"Ираиду действительно придется выгнать — к сожалению. Она — хорошая девушка, но ссора с разъяренным Славиком мне не нужна", — про себя решила она.
Ей даже казалось, что Ираида невольно отомстила ему за Валю. Сама она скрежетала зубами и мучилась бессильной злобой, зная, что не может постоять за подругу.
"Это такое дело, где должна решать она сама. Я не могу прожить жизнь за нее — у меня и своих проблем хватает. Ведь, на самом-то деле, если бы такие ужасные проблемы были бы у меня… Вряд ли Валя стала бы так сильно за меня переживать. Да, посочувствовала бы. Сказала: "Бедняжка!" И — все, занялась бы своей жизнью, своими проблемами".
Оксана села на кровать, обхватив ладонями голову и совершенно забыв про открытое окно. Ей чудилось, что холод, исходящий с улицы, на самом деле часть ее души. Странного состояния погружения в себя. Копания в собственных мыслях, которые, как правило, никогда светлыми и прекрасными не были. И это самокопание на галактическом уровне, как правило, являлось началом жесточайшей меланхолии. А потом плавно и незаметно перетекало в депрессию. А затем начиналось жесточайшее расстройство нервной системы, которое лечилось долго и нудно, как правило, успокоительным и снотворным. И маниакальными песнями "Агаты Кристи". Оксане невольно вспомнились откровения Иры, которая с ней спала за деньги. Ее слова прозвучали в голове, как будто включился магнитофон: "Я выбираю себе один день в неделю, когда разрешаю себе пострадать, почувствовать себя несчастной. А в остальные дни мне хорошо".
Оксана поморщилась: превращаться в запрограммированного робота ей не слишком хотелось.
"Чем я тогда буду отличаться от стиральной машины? От компьютера?"
"А что, так весело быть человеком? Особенно — чересчур мрачной девицей, выдумывающей себе любовников и друзей, влюбляющейся в призраков? В нарисованные ею самой иллюзии?"
Она вдруг вспомнила, как недавно нашла в Интернете сайт с красивыми рисунками — какие-то эльфы, герои и маги. Некоторые мальчики — герои книг, которые она не читала — казались такими… Такими реальными. Такими красивыми и живыми… Что она готова была распечатать эти рисунки и украсить подобными "постерами" свою комнату, а также — жизнь.
Оксана впервые в жизни очень остро поняла, что любит не настоящих людей, а лепит из всех, кого любит (Валя, Слава, Александр) куклы, как из пластилина. Точнее, надевает на глаза розовые очки и видит их по-другому, по-своему. Такими, какими они, может быть, никогда и не являлись. Но, осознав то, что другой человек понял бы давным-давно, Оксана остро осознала, что не может иначе. Что ее чувства вовсе не зависят от тех безжалостных выводов, которые делает мозг. Что истина, засиявшая перед ней, показавшая ее друзей в безжалостном ярком свете… Ничего не может изменить, переиначить в ее жизни, в ее ощущениях. Она по-прежнему продолжала любить Валю, обожать и боготворить Славика, чтобы он ни делал. Даже если бы они вдруг решили с ней расстаться, унизили бы ее, сказали ей, что она им не нужна. Даже тогда она бы не смогла их позабыть. Она прибежала бы к ним, приползла бы на карачках, целовала бы им ноги, руки, рыдала бы… Давила бы на жалость. Устраивала бы истерики, преследовала… Отдала бы все, что имеет.
Хотя бы за иллюзию настоящей любви и дружбы.
Тяжело вздохнув, вытерев ладонью слезы, Оксана попыталась уговорить свое подсознание заткнуться. Но это было сложнее, чем заткнуть пасть обезумевшей собаке. Боль, вызванная страшной правдой — или возможностью правды, вероятностью таковой — вызывала у нее страдание, которое разрасталось в груди, как раковая опухоль. Она ничего не могла с собой поделать.
Ей очень хотелось забыть те выводы, к которым она пришла. Иметь хоть одно доказательство, что она — ошибается. Что она — тупая идиотка, у которой в организме не хватает каких-то калорий или витаминов, и поэтому мозг начал сходить с ума, выдумывая всякую чушь в духе Камю или Кафки.
"Да, сейчас только еще не хватало вообразить себя тараканом, от которого всех тошнит! — с мрачным юмором подумала девушка, стискивая пальцами подушку. — Итак, что же делают люди в депрессии? Швыряют в стену неживые предметы? Меня не хватит даже на это, я устала. О, Боже, как же я устала!"
На какие-то секунды у нее разом выключились абсолютно все чувства, словно вырубилось электричество, питающее ее мозг.