Паук

— Кристи, слышишь? Я сейчас возьму такси и приеду. Пожалуйста, дождись меня! Буду через двадцать минут.

— Да, хорошо. Спасибо, — на самом деле, звонок Любе потребовал всех оставшихся моральных сил. Не хотелось делить тоску с кем-то еще, я привыкла справляться сама. Но что-то внутри подсказывало, что победить это горе в одиночку мне не по силам.

Было очень больно, больнее, чем когда-либо. Слезы быстро кончились, так что я просто лежала, спрятав лицо в подушку и погрузившись в прострацию. Глаза жгло, в груди поселилась давящая боль, но мозг неустанно прокручивал картинки из прошлого. Хотелось прекратить эту муку, просто переключиться, но я не могла себя заставить. Словно старый компьютер, запрограммированный на выполнение единственной программы.

Из этого состояния меня вырвал звонок в дверь. До сознания не сразу дошло, что за звук пытается пробиться снаружи. На осознание ушло несколько секунд. С трудом встав, я подошла к двери, ощущая, как плохо слушается тело. На пороге стояла Люба. Подруге хватило одного взгляда, чтобы порывисто обнять меня, прижавшись щекой к моему лицу. От этого стало легче, словно девушка взяла на себя часть боли, которая буквально раздирала меня изнутри.

— Пойдем, милая, сядь, — она усадила меня на диван. Только теперь я обратила внимание, что Люба была одета в пижаму. Рыжие волосы растрепались, но глаза смотрели ясно и сочувствующе. Вопреки всему, стало стыдно, что человеку пришлось ради меня пересечь город в одной пижаме.

— Прости, что разбудила, — пробормотала я, опуская глаза.

— С ума сошла?

— Почти.

— Лучше расскажи, что случилось? — подруга опустилась рядом, положив руку мне на плечи.

Уставившись на собственные голые коленки, я постаралась как можно последовательнее рассказать обо всем, что произошло. Как на зло, голос постоянно срывался. Сам рассказ вышел сумбурным. Перескакивая с одной части на другую, я периодически замолкала, в попытке сдержать слезы. Удавалось плохо. В такие моменты подруга просто гладила меня по плечу, ничего не говоря. Единственной не прозвучавшей деталью оказалась встреча с Александром. Мне показалось глупым рассказывать такие вещи, как догадки о связи Дэни с мафией, словно Люба могла надо мной сейчас посмеяться.

Несколько минут мы просто сидели обнявшись и я ощущала облегчение, словно, рассказывая эту историю, расставалась и с частью боли. Любина поддержка была той ниточкой, которая не давала окончательно погрузиться в тоску. Глядя в ее глаза я понимала, что подруга искренне переживает за меня.

— Ты что-нибудь ела? — спросила подруга, смахивая с моей щеки слезинку.

Я покачала головой. Есть не хотелось, разве что пить. Но Люба, с непреклонностью настоящей подруги, заставила меня подняться и отправила в ванную, чтобы умыться перед едой. Настроения спорить не было.

Поплескав холодной водой на лицо, я взглянула на себя в зеркало и невольно вздрогнула. Светлые волосы растрепались, глаза опухли, превратившись в две красные щелочки. На губах темнели небольшие трещинки. Видимо, сама того не замечая, искусала их в нервном ожидании.

Зайдя на кухню, я устроилась на любимом стуле за столом, безучастно наблюдая, как Люба что-то творит с продуктами из холодильника. На смену тоске постепенно приходила апатия. Полное нежелание двигаться, думать и жить. В таком состоянии можно легко покончить с собой. От последнего меня удерживал страх перед неудачным самоубийством и перспектива навсегда остаться калекой.

Передо мной возникла огромная чашка, от которой пахло мятой и валерианой. Я недоуменно заморгала, пропустив момент, когда Люба успела заварить чай.

— Выпей. Я добавила туда успокаивающих трав, чтобы ты смогла поспать.

Трав у меня дома не было, значит, Люба захватила все с собой. Чувство благодарности вновь поднялось в душе, но быстро затихло, подавленное воспоминанием об аварии. Не ощущая желания спорить, я послушно отпивала маленькими глоточками горячий чай и даже съела сэндвич, который приготовила подруга.

Люба что-то говорила, не прерываясь ни на мгновение. Вроде бы, мне даже удавалось отвечать, видимо, на автомате. Из этого ночного разговора в памяти не отложилось ничего, кроме ощущения постепенного облегчения. Люба словно отгоняла ужас, как маленькое солнышко, неизвестно как поселившееся среди людей.

Не знаю, сколько прошло времени, когда усталость, наконец, взяла свое. Я не сопротивлялась, когда Люба взяла меня за руку, отвела в спальню и укрыла одеялом. Это было сродни материнской заботе. Было стыдно, что подруга так хлопочет обо мне. Дальше мысли развиться не успели. Волшебные травки, наконец, втянули мое измученное сознание в спасительную тьму сна.

7

Балансируя на грани сна и яви, я ощущала какое-то смутное беспокойство. Ночное успокоение постепенно сходило, в голове начинали проноситься отрывки мыслей. Просыпаться не хотелось. Словно стоит открыть глаза и покой уйдет. Болела голова и немного жгло глаза. Может простудилась?