Однако, уже через пару секунд, нахлынуло понимание. Господи, неужели он убьет ее на моих глазах, чтобы преподать урок послушания? Закричав, я хотела выбраться из машины, чтобы остановить Паука, но дверца упорно не поддавалась. Моих криков парочка не слышала — или просто не обратила внимания. Словно в замедленной съемке я наблюдала, как мужчина отводит руку, в которой зажато что-то блеснувшее в луче электрического света, а затем резко рассекает воздух над блондинкой. Я вскрикнула и зажала рот руками.
Сначала ничего не происходило. Женщина по-прежнему лежала на его руках, безвольная и готовая на все. А затем я увидела темную полоску, пробежавшую по тонкой коже. Полоса быстро расширялась, разбившись на новые тонкие полосочки, начавшие стремительное движение вниз. И в тот же момент, блондинка начала вырываться. Паук держал женщину легко, словно она весила не больше пушинки. Я видела, как ее руки судорожно засучили, как лихорадочно вздымалась ее грудь в тщетной попытке выжить. Ее пальцы в судороге уцепились за его одежду, словно умоляя. Мне не было видно ее лица, оно было запрокинуто назад, но казалось, словно я вижу ее глаза, наполненные ужасом и пониманием. Наверное, она не могла громко кричать. Лишь глухое бульканье вырывалось из ее горла. Кровь толчками вырывалась из смертельной раны, стекая ручейками по шее и срываясь частыми каплями на асфальт.
Паук смотрел прямо на меня. Я не видела его лица в темноте и это было хорошо. Мне не хотелось видеть, как расплывается его лицо в довольной ухмылке или притворном сочувствии. Плавно опустившись на корточки, Паук опустил свою жертву на асфальт. Она уже не дергалась, но я видела, как часто моргают глаза. Еще какое-то время он стоял над ней, а затем развернулся и пошел к машине.
Мужчина открыл водительскую дверь и сел на соседнее сидение. Я же забилась как можно дальше к двери, чтобы не коснуться его даже случайно. Теперь было страшно, как никогда раньше. По щекам текли слезы и я тихонько всхлипывала, не рискуя, однако, оторвать взгляда от мужчины. Ужас сковывал все тело. Человек рядом олицетворял собой зло. Как он мог это сотворить? Господи, да как вообще можно было думать, что у меня есть шанс? С Александром было бы больше возможностей выжить, ведь теперь я понимала, на что способен Паук в гневе.
Мы мягко тронулись и выехали со стоянки. Я пристально смотрела на мужчину, на его профиль, боясь отвести взгляд. Перед глазами все еще стояла картина убийства, женщина, обмякающая в смертельных объятиях, ее пальцы, судорожно хватавшиеся за лацкан куртки. Паук преподал мне урок и ради этого прервалась чья-то жизнь.
Постепенно накатывала дурнота. От вида крови меня всегда мутило, но с этим можно было справиться. Однако сейчас, после того, как я стала свидетелем настоящего убийства, тошнота стремительно подступала к горлу.
— Останови машину, — мой голос сильно дрожал. Перед глазами начинало темнеть. Кровь, капающая на асфальт… Она мерещилась мне повсюду, даже в машине. Казалось, за окном вновь и вновь мелькало бледное лицо, а в мерном гуле двигателя слышался предсмертный хрип, разбавленный бульканьем крови в рассеченном горле.
Паук ничего не ответил, лишь бросил мимолетный взгляд. Видимо, видок у меня был еще тот, так как скорость начала снижаться. Машина мягко съехала на обочину. Я выскочила наружу, как только мы остановились. Мужчина выше вместе со мной, было слышно, как хлопнула вторая дверца. Меня вырвало, как только я сделала пару шагов от обочины. На свет выходили пиво и сухари и спазмы никак не хотели прекращаться. Бледная кожа и черные ручейки, разбегавшиеся по белой коже, капли, превращающиеся в лужицы на асфальте. Казалось, что женщина до сих пор сучит руками, пытаясь дотянуться до смертельной раны. Эти картины никак не давали мне успокоиться.
Теплые руки убрали волосы с лица, собрав их на затылке. Сквозь пелену мути, я ощущала прикосновения к голове, успокоительную ласку на плечах. Меня перестало тошнить только тогда, когда стало нечем, даже желчи не осталось. Спазмы еще продолжались, но постепенно становились реже, хоть перед глазами все еще стояли ужасные образы. Разогнувшись, я все еще плакала, отчасти от дурноты, а отчасти от жалости к себе. За что мир приговорил меня к этой пытке? Было бы гораздо лучше, если бы меня убили еще несколько дней назад и мне бы никогда не пришлось пережить ужас, который теперь поселился глубоко внутри меня.
Руки, что придерживали мои волосы, развернули к себе и я оказалась прижата к мужскому телу. Паук обнимал меня, нежно поглаживая по спине, и что-то шептал на ухо. А я безропотно уткнулась в его рубашку, словно пытаясь спрятаться. В этом была горькая ирония — искать защиты и поддержки от того, кто пять минут назад перерезал горло человеку и был самым большим кошмаром. Паук что-то говорил, касаясь губами моих волос, но сквозь слезы было невозможно разобрать что. Запах полыни окутывал меня и удивительным образом успокаивал.
— Посмотри на меня, — Паук пальцами поднял мой подбородок.
— Зачем? — прошептала я, охрипшим от слез голосом.