Паук приглашает на танец

— Ты с самого начала жалел о нашем браке, — продолжала она, не слушая, — стыдился его, как незаконного, и злился из-за императорского запрета. И всё потому, что во мне нет этой чертовой искры! Принадлежи мы к одному виду, будь в нас одинаковая искра, всё было бы иначе. Но что поделать… Я смирилась с тем, что ты никогда не полюбишь Эрселлу, и так хотела, чтобы ты мог гордиться хотя бы сыном! — голос графини дрогнул, и мне стало совсем неловко оттого, что стала свидетельницей всего этого. Рядом так же беспокойно ёрзала Беула.

— И поэтому ты вечно ею недовольна? Думаешь своими замечаниями порадовать меня?!

Они сверлили друг друга взглядами, явно позабыв о том, где находятся.

— Скажешь, что я не права? Ты ведь винишь меня за то, какая она! — вскричала графиня.

— И какая же она?

— Такая же, как я: ущербная!

С этими словами леди Фабиана сорвала с рук перчатки, впервые представ перед нами без них. Её руки, от кончиков пальцев и до самых локтей, были покрыты блестящей черной чешуёй, до странного гармонировавшей с колье. Будто графиня погрузила их в бриллиантовую крошку. Похожие чешуйки, только другого оттенка, заменяли леди Эрселле ногти.

Граф, в отличие от нас, не опустил глаза, чтобы рассмотреть их. Ему, без сомнения, было знакомо это зрелище. Они с леди Фабианой замерли, тяжело дыша, и не отрывая взглядов друг от друга.

В наступившей тишине раздался стук каблучков, и хлопнула тяжелая створка. Растерянные взгляды всех присутствующих обратились к распахнутой двери, за которой только что исчезла леди Эрселла. Виконт облегченно потирал затекшие запястья, а серебряные змеи лежали на скатерти безжизненным узором.

Ещё пару мгновений никто не двигался.

— Да ты просто дура.

Граф развернулся и размашистым шагом покинул зал.

Леди Фабиана проводила его беспомощным взглядом.

— Девочка моя… — потерянно пролепетала она и тоже бросилась в коридор.

Когда трапезная опустела, мы с Беулой молча помогли виконту встать из-за стола (он был бледен, охал и покачивался, как узник, проведший за решеткой не один год) и направились к выходу. Снаружи Микаэль быстро оправился, и нянечка повела его в комнату по боковой лестнице. Я же застыла, не зная, как поступить и где искать графа. Сперва я решила, что он мог подняться к себе, и двинулась к парадной лестнице. Преодолев несколько ступеней, я вынуждена была остановиться: на верхней площадке сидела леди Фабиана с леди Эрселлой. Графиня крепко прижимала рыдающую дочь к груди, поглаживая девочку и покрывая поцелуями её макушку со скачущими кудряшками.

— Радость моя, доченька моя, — повторяла она, покачивая и убаюкивая её.

Я развернулась и на цыпочках поспешила прочь, чтобы не мешать им.

Очутившись вне поля их зрения, я вдруг поймала себя на том, что больше не волнуюсь за судьбу леди Эрселлы. Прежде я ошиблась, приняв за жестокость то, что было проявлением характера. Неутомимость леди Фабианы, помноженная на упрямство графа, обещала несгибаемую наследницу.

ГЛАВА 42

Вскоре выяснилось, что граф заперся в библиотеке. На стук он не откликался, и, безуспешно прождав в коридоре около часа, я попросила сновавшего туда-сюда Ярика передать хозяину записку, как только тот покажется. Сама же, не в силах больше находиться в четырёх стенах, отправилась в указанное в ней место. Решив дождаться его там, я вовсе не была уверена, что он придёт. И на этот случай плана у меня не было.

Снаружи было темно, промозгло и тихо. Я спустилась на задний двор и двинулась вдоль пруда. Территорию украсили фонарями, так что из темноты за мной со всех сторон наблюдали светящиеся глаза. Будь я в ином настроении, огоньки показались бы мне уютными, но сейчас мерцающие точки производили жуткое впечатление. Я шла, и пар клубился изо рта. Возле деревьев тьма сгущалась, и мне пришлось вернуться за одним из фонарей, чтобы осветить себе путь. Я благополучно добралась до места и принялась ждать без особой надежды.

— Странное вы выбрали место, — раздалось прямо у меня за спиной.

Он подошёл так тихо — ни единый сучок не хрустнул. Едва не выронив фонарь, я резко обернулась. Я узнала голос графа, но всё же мне стало легче, когда он шагнул в освещённый круг, так, чтобы я могла его видеть.

Он уже успокоился. По крайней мере, выглядел, как обычно: маски заботливого мужа как не бывало.

— Графине лучше?

— Понятия не имею. Вы собираетесь о ней говорить или сразу перейдём к сути таинственного и «чрезвычайно важного» дела? И, черт возьми, прекратите светить в глаза.

— Простите. Да, вы правы, ни к чему медлить. Прошу за мной.

Он оглядел мой плащ, фонарь, который я держала высоко поднятым, и, заинтригованный, двинулся следом:

— Вы напоминаете перевозчика душ. А лодку с веслом в кустах оставили?

— Думала, сравните с феей, — в тон ему постаралась ответить я.

Впрочем, получилось не слишком удачно. Он это почувствовал и усмехнулся:

— Вы для этого слишком суровы. Кстати, феи совершают кровавые жертвоприношения? У вас сейчас лицо точь-в-точь.

— Уже пришли.

Он задрал голову.

— Вы шутите.

— Ничуть.

Я поставила фонарь на траву, ухватилась за нижние ручки и принялась карабкаться наверх.