ПАУК. Смерть врагам! (СИ)

Я скатился с крыльца и быстро зашагал по ровной чистой дорожке, вдоль которой росли цветы, в сторону леса. Мне нужно было побыть одному и «выпустить пар». То, что творилось в Империи не укладывалось в моей голове. Это ж как надо ненавидеть свою землю и своих людей, чтобы так над ними издеваться? Я попытался вспомнить какие-нибудь факты про род Палицких, но не смог. Во время Великого сражения мне докладывали, что какой-то Палицкий идет на нас с войском, но они совсем не были защищены от магических чар. Поэтому я просто внушил воинам с помощью Наваждения, что их жены в постели с соседом. Притом так красочно им это внушил, что большая часть войска просто побросали свои орудия и побежали в сторону дома. Палицкому ничего не оставалось, как развернуть оставшихся и позорно бежать. С тех пор о нем ничего не было слышно. До недавних пор.

Я подбежал к толстой березе и с яростным криком рубанул по ней ребром ладони. Острая боль прожгла руку, но я не обратил на это внимания. Мне нужно было выпустить накопившуюся злость, отчаяние и чувство безысходности.

Меня терзали вопросы: почему никто не выступит против тирании Палицкого? Куда делись остальные могущественные семьи? Неужели убежали? Или их тоже упекли в тюрьму?

Между тем удары все сыпались и сыпались. У дерева даже кора не треснула, а у меня руки раздулись и горели огнем. Мне было физически очень больно, но лишь так я мог выплеснуть душевную боль, разрывающую сердце. Через полчаса беспрерывных ударов я вновь вернулся к дому. Мама с беспокойством посмотрела, но ничего не сказал. Она знала меня лучше всех, поэтому сразу же поняла, что со мной происходит.

— Ого, — сказал Отшельник и покачал головой. — Тебе же теперь на лечение не меньше недели понадобится.

— За ночь все пройдет, — отмахнулся я. — На Пауках быстро все заживает.

Правда, пользоваться руками я пока не мог, поэтому все за меня делал Миха: поил сладким яблочным сидром, чистил вяленную рыбу, переодел и даже помог почистить зубы. После того, как я лег в кровать и почти уснул, ко мне подошел Миха.

— Слушай, а ты можешь поговорить с Отшельником, чтобы он и мне увеличил источник? Не буду же постоянно у тебя просить добавить мне сил.

— Поговори сам. Ты уже большой мальчик, — я с наслаждением уткнулся в мягкую подушку.

— Я уже пытался. Он сказала, что это очень опасно.

— Согласен, — ответил я, вспоминая огромный костер и огненный обруч, взявший меня в плен.

— Я не боюсь, ты же знаешь! — с жаром ответил он.

— Хорошо-хорошо, — я громко зевнул. — Завтра поговорю с ним. А сейчас мне нужно отдохнуть… выспаться… восстановиться… Хр-р-р-р.

Я не заметил, как уснул. Рассказ Отшельника про Закрытую зону не прошел бесследно. Серые мрачные тучи тяжелыми тюками висели над небольшим, но уютным и чистым городом. Ветер завывал между дома и осыпал с деревьев пожелтевшую траву. На детской площадке скрипели, раскачиваясь, качели, но на них никого не было. Мелкая изморось холодила лицо. Наступила осень, но я никак не мог взять в толк, что здесь не так и зашагал к домам.

Темные квадраты окон равнодушно взирали со всех сторон. Двери подъездов были настежь открыты. Листья носились по дороге, будто играли в салки. Хм, что-то здесь не так. Салки, игра, бег. Дети!!! Здесь никого нет! Совершенно пустой город. Я побежал по дороге, заглядывая в подъезды и присматриваясь к окнам.

— Э-ге-гей! Здесь есть кто-нибудь?!

— Нибудь, нибудь, будь, удь — отозвалось эхо.

— Лю-у-у-у-ди-и-и!

Но кроме эха мне никто не ответил. Мне стало не по себе. Вот такая она — зона отчуждения. Интересно, куда все подевались? Убежали или… Дальше развивать мысль не хотелось. Снова вспомнились слова Отшельника про тварей, пожирающих своих жертв во дворе детского садика. Как же все это ужасно! Я должен все исправить. Должен!

Я уже хотел проснуться, чтобы вырваться из этого жуткого сна, но тут внезапно наступила темнота. Это продолжение сна или уже новый? Я огляделся — ни единого источника света. Это было похоже на…

Кружок света. Сначала он был пустой, но уже через пару секунд появилась… Оксана?! Бледная, растрепанная, с большим синяком на скуле, она обхватила себя руками и испуганно оглядывалась.

— Помнишь это девушку, Богословский? — послышался насмешливый голос Воронова. — И она тебя помнит. Хотя нет, неправильно выразился. Она навсегда запомнит тебя. Ведь это ты разрушил ее жизнь и принес столько страданий.

Я пытался понять, где он и даже приготовил смертельную паутину, но, казалось, что голос доносится отовсюду. Между тем Оксана тихонько всхлипывала и немного пошатывалась. Еще я отметил, что с прошлой нашей встречи она сильно похудела: щеки впали, под глазами пролегли синие тени, руки и ноги стали тонюсенькими. На ней было то самое голубое платье, но изодранное и грязное. Хотя, вероятнее всего, это была не грязь, а кровь.