Пауки

— Вот, — сказал отец Вране, записывая что-то в книгу, — отмечаю день разлучения: с завтрашнего дня и до третьего оглашения. — И, подняв голову, строго добавил: — Пусть Божица возвратится к себе домой и заберет с собой зачатого в грехе ребенка.

— Возьмет его… — согласился старик, внимательно выслушав.

— А напоследок пускай Раде явится ко мне, я пошлю его на исповедь к епископу, только его преосвященство может примирить его с богом… Ты как полагаешь, а? Вечно по-своему делаете, как турки… А что происходит с этой несчастной, с Цветой? Мне сказали, будто она к монаху ходит, учится ихнему «Верую»… Эх, зачем только меня сюда послали?.. Будьте вы все прокляты!

— За что, отец, клянешь? — возразил Илия. — Испокон веку так у нас водится… Всякая вера, отец, от бога… К примеру, моя мать была православной, я католик… кто как хочет… никто никого не принуждает… Цвете придется переменить веру, иначе нельзя, надо исповедовать мужнину веру. Тоже испокон века!..

— За свою веру нужно голову сложить, вот что!

— Да, сложить голову! — подтвердил Илия. — Когда нужно или когда люди распрю промеж себя затеют… Ведь Цвета сама выбрала Радивоя… кто ей запретит?

— Ничего ты не понимаешь, — возмутился отец Вране словно про себя и замолчал.

…В тот же день под вечер Илия проводил невестку с внуком к ее родителям, живущим в другом конце села, а когда вернулся, Раде, притворившись веселым, сказал:

— Дай бог здоровья отцу Вране, все мерещится, будто я только сегодня стал женихом!

Ближайшие дни Раде работал дома и в поле за себя и за жену; родителей было жалко, не к чему им надрываться, и себя хотелось довести до изнеможения — после изнурительной работы легче пролетали долгие ночи. Зайдет кое-когда проведать сына и жену, но наедине с женой не остается. Божица тоже избегала мужа: решила не впадать в грех до венчанья… Правда, жаль ей Раде, знает она его, видит, как в глазах разгорается огонек, и ей самой нелегко, но ничего не поделаешь, так приказал отец Вране. Но как-то встретившись у колодца, на том самом месте, откуда он увел ее когда-то ночью в хижину, Раде просто голову потерял, словно Божица не была ему женой. Она чуть было не поддалась его желанию и лишь в последнюю минуту умолила со слезами на глазах отпустить ее.

— Все испортишь, — сказала она, — потом нам же будет слаще! — и, слегка улыбнувшись, окинула его таким кротким, ласковым взглядом, что сломала его мужскую волю. Раде отпустил ее с миром. Однако, идучи домой, подумал, что этот вынужденный пост мелочен и противоестествен и преследует одну лишь цель — удовлетворить каприз отца Вране. Сам же отец Вране, хоть и священник, бегает по чужим женам, а на него наложил запрет — не смей, мол, собственную жену трогать. Как же так, ведь он единственный у нее, можно сказать, господин…

Как-то Раде увидел во сне Машу и просто ошалел от блаженства. Утром кинулся к ее дому.

Дверь была на запоре; не зная, как объяснить свой приход, если ему повстречается Марко, муж Маши, Раде зайти не решился и, озираясь по сторонам, долго бродил взад и вперед перед домом.

Наконец остановился в нерешительности: войти все-таки или не стоит? Но тут откуда ни возьмись подошел работник отца Вране.

— Ты чего тут, Раде, околачиваешься? — спросил он.

Раде вздрогнул и, смутившись, повернул домой.

А работник тотчас доложил отцу Вране, что встретил Раде у самой двери Маркова дома, спросил его, что он тут делает, тот ничего не ответил, явно смущенный, поджал хвост и убрался восвояси.

— Верно, за Машей волочится! — заметил поп Вране.

— Чего ему волочиться… сама побежит, куда прикажет, — уверял попа работник.

— Не валяй дурака, люди больше болтают, чем есть на деле… И меня сюда же приплели, враки все, она — честная женщина…

— Просто чудо господне, почему вас знать не хочет…

— А ты поговорил с ней?

— Позавчера, только Марко ушел в город, сказал ей точь-в-точь, как вы приказали. Хозяин, мол, любит тебя, говорю, просто сохнет по тебе. Даже бросил из-за тебя другую женщину…

— А она?

— Смеется.

— Хоть что-нибудь сказала?..

— Да, только не могу повторить, будет вам неприятно…

— Говори!

— Я ей напомнил про Раде… а она так прямо и ляпнула: «Он мне желанней всех на свете… что бы ни делал…» — «А мой хозяин?» — «Не люблю его, говорит, не по мне он». — «Почему?» — «Пузатый», — говорит. «Зачем же ты его морочишь?» — «От нечего делать», — и прыснула со смеху.

С той поры, как чабаны распустили слух, будто видели ночью Раде с Машей на пастбище, отец Вране особенно страстно затосковал по ней. Старался любой ценой вытеснить ее из сердца; приглядел даже другую женщину, ей взамен, но все было напрасно: Маша запала ему в самое сердце, привязала к себе и никак ему от нее не избавиться… Даже соседские мальчишки знают, что он с ума сходит по Маше, и подсматривают за ним из-за деревьев; или придет им почему-то в голову, что она прокрадется к нему именно этой ночью, они заранее карабкаются на высокий вяз перед поповским домом и стерегут, точно коты…