Паутина

Операция длилась восемнадцать часов. Сменились три бригады хирургов, но доктора Похья не поменяли ни разу. Пока хирурги по клочкам сшивали тело, принадлежавшее молодому парню из Космофлота, врезавшемуся в альбетонные ограничители при взлете, он занимался микрореконструкцией поврежденных участков мозга. Лишь он один из всех нейрофизиологов Системы способен был выдержать у операционного стола столько времени без передышки. У других пальцы начинали дрожать часа через четыре. Считалось, что Похья — редкостный феномен. На самом же деле ему помогала специальная подготовка, которую инспектор ЮПЕСКО М. Б. Похья много циклов назад прошел в Галактическом Центре. Но и его силы не были бесконечными, и сейчас в эр-такси, направляясь в свой загородный дом, Похья чувствовал себя так, будто это он врезался в ограничитель…

«Кой черт занес меня на эту галеру? — думал он. — Пещерная медицина, пещерные нравы… Эта вторая бригада штопает людей как попало, удивительно, что не путает ноги с руками. И все это громко называется — реконструктивная хирургия! Быть парню инвалидом до конца дней. Когда же они додумаются, что биологические объекты надо лечит биологическими же методами? Да никогда. Что ты хочешь, ты же сам выбрал изолированную цивилизацию, тупик! Вот и любуйся им…»

Медицина была второй специальностью доктора М. Б. Похья. В далекой сказочной жизни на Марсе-Н он был начинающим цивитологом, специалистом по развитию цивилизации. Первые его статьи, посвященные самоизоляции человеческих обществ, остались незамеченными. Да и что он мог сказать нового, используя чужие материалы? Но доктор М. Б. Похья был самолюбив. Он выбрал малоизученную и перспективную в научном плане Систему на окраине населенной части Галактики, отправился туда в качестве инспектора ЮПЕСКО — Организации Объединенных Планет по вопросам образования, науки и культуры, — провел там полтора десятка местных циклов или около десяти галактических лет. Теперь он стал крупнейшим и авторитетнейшим специалистом по данной цивилизации. Но для солидных выводов, он понимал это, необходимо было изучить столь же глубоко еще по крайней мере десяток цивилизаций того же типа! А жизнь человеческая коротка. Сто пятьдесят галактических — или староземных — лет, ну, максимум сто семьдесят. Сегодня доктору исполнилось сорок семь. Нет, жизнь не удалась…

Хуже всего было одиночество. Говорят, что раньше, в эпоху працивилизации, были специальные группы людей, которых засылали в чужую среду для сбора информации. А в этой Системе Марк Богданович Похья был один.

Эр-такси пошло на снижение. Ведущий нейрофизиолог Системы, начальник лучшего отделения Центрального федерального госпиталя М. Б. Похья (индекс лояльности 0,95) расплатился и не торопясь пошел по дорожке, выложенной октаэдрами альбетона, к своему дому.

11

Если доктор Похья страдал от одиночества, то майор Жан-Виль, заместитель начальника управления кадров Космофлота, мог только мечтать о нем. Он был женат и, по мнению своих знакомых, удачно. Мягкий, нерешительный Жан-Виль, как это часто случается, выбрал в спутницы жизни женщину властную и добропорядочную. Злые языки, впрочем, поговаривали, что выбрала его жена, но тут они ошибались. Жена, как и все женщины, предпочла бы кого-то более мужественного. А Жан-Вилю льстило то уважение, с которым к его невесте относились все окружающие. К сожалению, он быстро убедился, что и его единственным чувством по отношению к жене было то же самое уважение, которое стало столь глубоким и всеобъемлющим, что всем прочим чувствам просто негде было поместиться.

Сегодня майору не везло с самого утра. Сначала он получил суровый нагоняй от жены, а днем еще один, хотя гораздо более мягкий, от начальства. Штабной компьютер опять перепутал индекс, и десяток офицеров теперь будут получать уменьшенные пенсии. Жан-Виль должен был или собственноручно проверить все заново — на это у него ушло бы дня три-четыре, — или попросту подобрать задним числом основания для уменьшенных пенсий. Без особых колебаний он выбрал второй вариант.

Сидя в полуосвещенном автокафе и тоскливо вглядываясь в уличную суету за окном, Жан-Виль потягивал дешевый чемергес. Ему хотелось бросить все, уйти из унылого кафе, найти друга или, еще лучше, подругу, забыть об остальном — о бессмысленной работе, о вечной нехватке денег, о семье. В молодости майор любил помечтать о славе или богатстве, почувствовать себя сильным и уверенным… Но годы эти ушли, оставив лишь глухую тоску. Богатое наследство или выигрыш в тотализаторе так ему и не достались, с возрастом и чинами не стал он ни смелее, ни свободнее. Даже жалованье, теперь уже вполне приличное, полностью контролировалось не в меру хозяйственной женой.