Паутина

— Меня обхватывают за шею, сильно сжимают и выгибают голову назад. Я больше не могу кричать, из горла вырывается только хрип. Мне начинает не хватать воздуха, сил сопротивляться становится все меньше. Мои ноги сильно сжали, и тот, сидел на переднем сиденье, тоже хватает за лодыжку. Он кричит кому-то из двоих, чтоб не придушили, что нельзя, что подохнуть сейчас я не должна.

Тот, кто справа, орет и ругается, говорит, что игры закончились и что я нарвалась. Вскрикиваю от резкой боли, я чувствую ее между ног. Он резко ворвался в меня пальцами и двигает ими очень резко и быстро. Я не могу терпеть, скулю, плачу, чувствую, как горячие слезы скатываются по лицу и шее. Между ног жжет, словно огнем. Боже, как же больно. Не могу… не могу… — Карина замотала головой и крепко сжала ноги в коленях.

— Что происходит дальше?

— Он убирает руку, и я могу выдохнуть. Чувствую, как сердце бьется, кажется, сейчас выпрыгнет из груди, и мне хочется плакать. Убежать далеко, чтобы никто не видел, и плакать. Постоянно… Навзрыд… Мне больно. Мне плохо… Я боюсь… боюсь, что это только начало. Он говорит довольным голосом, что все, порвал меня, теперь можно и по-нормальному трахать. Вижу на его пальцах кровь, он подносит их к моему лицу, растирает ее по щеке и опускает руку к груди, — Карина сделала паузу и облизнула бледные пересохшие губы. — Он продолжает говорить, как будто специально, чтобы я слышала и понимала, что они еще не закончили. Что все это — цветочки. Что благодаря мне они получат дохрена денег, что наверное Аллах их наградил за какие-то хорошие дела.

Какой, к дьяволу, Аллах? Итальянцы всю жизнь были католиками. Какой, бл***, Аллах? Я не знаю, какие мысли сейчас сводили меня с ума больше — о том, что я услышал из уст своей малолетней дочери, или о том, что убил я не тех. Не тех, бл***. Что мстили мы не тем. Что мразь, которая все это организовала, еще не подохла, захлебываясь своей кровью. Я взорвусь сейчас нахрен в этом кабинете и разнесу его в щепки. Я не могу больше сидеть и спокойно слушать, как моя дочь задыхается в отчаянии, как плачет. Настя шепнула мне на ухо, что я должен взять себя в руки, иначе только испорчу все. И потом, рано или поздно, придется все начинать сначала. Умоляла меня просто перетерпеть, ведь Карине сейчас не легче. Голос моей дочери, которая, собрав все свои силы, выплескивала сейчас всю свою боль, заставил меня, сжав челюсти и сорвав верхние пуговиц рубашки, слушать дальше.

— Они опять смеются… черт, ну почему они постоянно смеются? Мне хочется заткнуть им рты… Пусть умолкнут… Этот их смех пугает меня еще больше. До ужаса. Не надо, пожауйста… ну хватит… Ну что им от меня нужно?

Тот, кто держит сзади, сильно стискивает мне грудь, выкручивая сосок, сжимая его так, что у меня на глаза наворачиваются новые слезы. Мне кажется, я задохнусь от них сейчас. Мне трудно дышать… Потому что понимаю уже, что выхода нет. Не спасет меня никто. Не приедет папа… вряд ли он вообще знает, что я здесь… и что со мной делают…

Смуглый перекидывает мою ногу через себя и наваливается сверху. Возится со своими штанами, и я снова кричу. Пытаюсь его укусить, долблюсь затылком в того, кто держит сзади. В этот раз меня хватают за волосы, выдирая их с корнем, а тот, кто сидит спереди, удерживает мое колено, раскрывая меня тому… смуглому. Он упирается в меня… Он крепко держит за бедро и тычет в меня свой член. Его рожа нависла над моим лицом. Я даже вижу капли пота, которые выступили на его лбу… Они катятся по его щекам и мне противно… Что он прикасается ко мне… потный, мокрый, с вонючим дыханием… От него несет перегаром… Мне тяжело, он навалился на меня всем своим весом, пыхтит, закатывает глаза, и я вижу, как его лицо то приближается, то отдаляется в такт его движениям… Я хочу умереть… да… прямо сейчас… Я не хочу жить… Я хочу, чтобы они оставили меня в покое… Пусть все это закончится… Боже-е-е, за что? Забери меня, если ты есть… Забери… помоги… — Карина содрогнулась и голос ее сорвался, прерываясь тихими всхлипами.

Доктор опять посмотрел в мою сторону и, вытянув руку вперед, дал понять, что вмешиваться нельзя. Не сейчас. Когда львиная доля пути пройдена. Не навредить… вот что сейчас нужно. Терпи, Андрей. Терпи. Это справедливая плата за то, что не смог тогда защитить и быть рядом. Так будь сейчас, хотя бы так, но раздели все это с ней. Ее горе, боль, страх и отчаяние, которые теперь станут общими. По-настоящему.

Врач сделал небольшую паузу, но уже через несколько секунд продолжил.

— Карина, ты в безопасности, говори дальше.