Паутина

— Смотри, — шепнул Леголас, легко скользнув тонкими пальцами по древесной ране, — здесь был олень.

— Олень? — переспросила Агата, глаза которой засияли, выдав неподдельный интерес.

— Они трутся рогами о деревья, чтобы пометить территорию, — пояснил эльф, озираясь, — здесь много осин, вон можжевельник и вереск… олени предпочитают такие места до начала лета.

Договорив, он наклонился к пушистым кустам и принялся раздвигать их вечнозеленые стебли, покрытые мелкими листьями, похожими на еловые иголки. Девушка с любопытством наблюдала за этим, задумчиво перебирая свои волосы: сеточка бесследно исчезла, и теперь в локонах застряло множество веточек и даже паутина.

— Да, он был здесь совсем недавно, — радостно сообщил Леголас, коротко обернувшись, — кажется, мы его и напугали.

Сделав несколько осторожных шагов, Агата взглянула через плечо принца и увидала на земле овальный след, плавно закругленный, но более узкий с одной стороны.

— Почему ты думаешь, что он был здесь недавно? — спросила она и удивилась спокойствию, с которым перешла на «ты».

Вероятно, шок и потрясение еще владели разумом. Он отказывался воспринимать новые импульсы страха, желая вначале подавить те, что еще терзали дух.

— Вот, — кажется, синда и не заметил вольности, продолжая говорить с нескрываемым азартом, — листья лежат не на поверхности — они вдавлены в землю, к тому же, — он прикоснулся к отпечатку копыта пальцами, — почва влажная. Если бы зверь прошел давно, она бы успела высохнуть.

Обернувшись, Леголас увидел на лице спутницы выражение почти детской радости, не отпустившее его взор сразу. Подобно всем рохиррим, живущим среди бескрайнего океана травы, девушка восторгалась лесом и его обитателями, но видела их слишком редко. И поэтому старалась вобрать в себя как можно больше знаний, которыми принц щедро делился с ней, пока вел по следам оленя, заметным лишь посвященным.

Эльф двигался ловко и естественно, огибая препятствия так, будто вовсе и не замечал их, а танцевал под музыку леса. Кажется, он даже не производил никаких звуков, из-за чего собственное дыхание представлялось Агате оглушительным. Она то и дело наступала на хрустящие веточки или цепляла их изодранным подолом, одновременно ловя на себе укоризненные взгляды. Но не находила в них раздражения: эльф смотрел на нее, как на младшую сестру, шалости которой доставляли только радость.

Наконец, оба затаились под метровым кустом барбариса с пурпурно-красными листочками и множеством бутончиков, готовых вот-вот освободить желтые цветы. Медленно и осторожно раздвинув ветви, синда показал взрослого оленя, купающегося в ярких солнечных лучах. Его бурый мех искрился почти медным блеском, а рога совсем не походили на те, что развешивали на стенах охотники; очень короткие и закругленные, имевшие всего по одному отростку, они еще только готовились превратиться в роскошную корону.

Расступившиеся деревья позволили длинным, устремленным к небу стеблям вереска заполонить всю поляну и дать пищу животному. Девушка не смогла сдержать улыбку, пока наблюдала за торопливыми движениями губ, которыми олень срывал белые цветы, за его огромными черными глазами и вытянутыми овальными ушами, вертящимися в поиске опасности.

Она и не заметила, что Леголас рассматривает ее так же внимательно. Он пытался решить, стоит ли убрать сухой листочек, застрявший в густых прядях. Отчего-то ему хотелось прикоснуться к ним, и лежавшая на колене рука невольно дрогнула, но так и осталась на месте: эльфийка бы не обратила внимания, а у людей все слишком сложно, как показалось эльфу.

Его размышления прервал шорох и звонкий треск: воздух, пропитавшийся исходящими от гостей ароматами людей, собак и крови, добрался до чувствительного оленьего носа. Зверь испугался и резко встрепенулся, а затем умчался в чащу, ломая ветки и разбрасывая во все стороны комья земли.

Но уйти так просто ему не удалось, ведь эта скромная победа раззадорила Агату, а синда был только рад вспомнить полученные от отца знания.

Удивительно, но Леголасу хорошо запомнилась каждая их прогулка среди вековых стволов Эрин Гален. Запомнилась их тень, скрывающая эльфов от посторонних глаз, давая возможность Трандуилу открыться перед сыном. Там он обнимал его, целовал пораненные ладошки, бормоча нежные слова, и улыбался так любяще, что все печали отступали.

Маленькому принцу даже было позволено заплетать в длинные локоны Владыки цветы и листья. Сажать на них гусениц и жучков, найденных в траве. Смеяться и наблюдать, как сдвигаются брови отца и поджимаются губы; он не любил этого, но терпел долго, прежде чем цокнуть языком и несколькими движениями уничтожить все труды. Однако гнев длился лишь секунды, по истечению которых наследник оказывался на земле, визжа сквозь смех и пытаясь уползти от ловких пальцев, скользящих по ребрам и бокам.

Для не имеющего матери Леголаса отец был всем: родителем, помощником, королем… смыслом. И пусть связь их ослабла за минувшие века, пусть разговоры уже не были столь же искренними — любовь оставалась тверда.