Паутина

Впрочем, времени размышлять над этими пугающими вещами у Лириэль оказалось мало, поскольку Эльфийка помчалась к берегу с бешеной скоростью. Проход был опасен. Большие голые скалы торчали из моря, почти как сталагмиты на ее родине, образуя смертельный лабиринт, который могли пройти только лучшие — и точно знающие его — моряки. В гавани не было обычных доков; полукруглая бухта с каменистым пляжем была единственным местом для причаливания. Лодки с низкой осадкой, и большие и маленькие, лежали на берегу, а на морское дно было прибито несколько массивных свай для прочих кораблей. К одной из них и направил курс Хрольф, летя к земле с таким презрением к осторожности, что бесстрашная дроу могла только смотреть в изумлении.

Тогда квадратный парус опустился, а весла опустились глубоко в воду. Эльфийка резко замедлила ход, и Хрольф вместе со своими людьми прыгнул за борт, в доходившую им по грудь воду. Ибн остался, чтобы проверить надежность швартовки; прочие с радостной торопливостью устремились к берегу.

Их прибытие вызвало ответный отклик из деревни. Детишки, некоторые уже переодетые ко сну, вырывались из рук матерей и плюхались в воду, чтобы кинуться на руки вернувшимся отцам или братьям. Руатанские женщины, по большей части, вели себя более спокойно, ожидая своих мужчин у края воды, с бесстрастными лицами и сияющими глазами.

Как было договорено, Лириэль и Федор остались позади, позволяя Хрольфу объяснить их присутствие. Дроу могла слышать, как взмыл могучий голос капитана, входя в ритм рассказа, но слова приглушались собравшейся вокруг толпой слушателей. В их реакции, однако, ошибиться было невозможно: сердитые шепотки начались, как едва слышный рокот приближающегося летнего шторма, и вскоре превратились в громкий и яростный спор.

Лириэль ждала и слушала, на ее лице не отражалось ничего. Беспокойство Федора, с другой стороны, легко можно было заметить, взглянув ему в глаза. “Олвир много рассказывал мне о деревне”, заметил он. “Хрольфа здесь очень любят, но и считают странным. Иногда они прислушиваются к его идеям, иногда нет. Как они примут нас, предсказать невозможно”. “Тем не менее, мы слишком далеко зашли, чтобы проиграть теперь”, холодно ответила Лириэль. “Мы на острове, нравится это здешним людям или нет!”

Озабоченное выражение Федора усилилось еще больше, он осторожно взял дроу за плечи и повернул ее к себе. “Вороненок, ты мне веришь?” настойчиво спросил он.

Лириэль нахмурилось. Это совсем не походило на Федора. Молодой Рашеми похоже чувствовал, что выражения такого рода выходят за пределы понимания темной эльфийки, и обычно уважал ее эмоциональные границы.

“К чему ты клонишь?” поинтересовалась она.

Вместо ответа он взмахнул рукой в направлении дикого и прекрасного острова, аккуратных деревянных домов, хмурых людей в простых, ярко окрашенных одеждах.

“Эти люди мои дальние сородичи. По всему, что я слышал, их обычаи очень похожи на наши в древности. Поверь мне когда я говорю, что тебе надо быть осторожной”.

Лириэль холодно посмотрела на него. Пусть сказанное ей не слишком понравилось, она признала мудрость его слов. Ни один пришелец в Мензоберранзане не мог надеяться разобраться в перепутанном наслоении протокола и интриг; в этом месте наверняка были собственные обычаи. Коротким кивком она приняла совет.

“Что мне делать?”

“Не используй магию пока не останется иного выбора”, предостерег он. “Я уверен, Хрольф рассказал им, что ты волшебница, и за тобой будут наблюдать. Не давай им еще больше причин бояться, чем у них уже есть. Старайся помнить, что все в тебе для них странно и устрашающе: магия, эльфийские черты, репутация твоего народа, беззвучный шаг, звук музыки и ветра в твоем голосе. Первое время лучше всего, если ты будешь говорить поменьше. Слушай и смотри. Позволь говорить мне, когда придет время рассказать о наших поисках”

“Рассказать им? Разве это разумно?”

Федор серьезно кивнул. “Лучше говорить открыто. Народ воинов предпочитает простые и прямые слова. И скрывать нашу цель мы не должны; они не потерпят нечестности. Еще, Олвир дал мне понять, что они вероятно примут воина Рашеми в дажемме”, назвал он ритуал путешествия-взросления, предпринимаемый всеми юношами на его родине. “Как и у нас, руатанцы любят рассказы о далеких землях, и ожидают услышать от странствующего воителя истории о подвигах”.

“Но ты сказал, что не уверен как они приму нас. На самом деле ты имел в виду не нас, а меня”, отметила Лириэль.

Молодой воин пожал плечами. “Это одно и тоже. Наша дажемма едина; я не пойду туда, куда не можешь идти ты. Хрольф наверняка объяснит им”.