Паутина

Затерянные в таежной глухомани динлины и не подозревали, что древнесибирский алфавит докатился аж до Западной Азии в XX веке до Рождества Христова и явился основой древнесемитского. Правда, пока с берегов Енисея добирался до Месопотамской низменности, начертание букв изменилось до неузнаваемости. В пути, должно быть от дорожной тряски, из азбуки повыпадали гласные. Хуже того, писцы с берегов Тигра и Евфрата перепутали сено и солому чужого языка и принялись писать задом наперед, справа налево, что крайне неудобно в Северном полушарии. Чужое впрок не идет.

В XIII веке до Рождества Христова в Финикии, Палестине и Карфагене появилось так называемое финикийское письмо, упрощенный и улучшенный вариант древнесемитского. Дожило оно до Рождества Христова, хотя тоже не имело ни гласных, ни правостороннего направления. После распятия Христа эта азбука тихо отдала Богу душу.

На стыке IX и VIII веков до Рождества Христова древние греки попробовали приспособить финикийскую азбуку для своих нужд. Им позарез захотелось иметь простой и доступный алфавит для записи и распространения собственных мифов. Борьбу Прометея с Зевсом в Афинах воспринимали как противостояние демократов и аристократов. Изложить это финикийскими значками без гласных букв по-гречески было трудно. Да и кто бы прочел? Нужно было передать не шифрованное сообщение, а изложить народное понимание жизни.

В Афинах был объявлен конкурс и назначена награда за создание буквенно-звуковой греческой азбуки. В это время сопливый пацан Пих, будущий ведун, сидя на чурочке у соснового пня, выводил на куске бересты первые свои каракули. Бумаги ему не давали: мал еще. Поэтому Пишка надрал бересты побелей и нарезал прямоугольники настолько аккуратно, как смог по малолетству. Первое слово, написанное им за сосновой партой, выглядело так: ИУТРОЛ. Ребенку чудились длинные носы, торчащие из-за стволов, и летающие шапки с зубами.

Древние греки ни о каких ютроллях и слыхом не слыхали, им и своих сторуких гигантов, полуптиц или полурыб, сирен и баб со змеями вместо волос за глаза хватало. О троллях заговорят позднее на Британских островах, когда там случится кратковременный прорыв из Ю-мира, очень быстро пресеченный ютантами, которых, в свою очередь, порубят бритты. А у древнегреческого плебса любимым персонажем был доисторический супермен Геракл. Инициатива афинских грамотеев совпала с желанием народа побольше узнать о том, скольких девственниц и за какой срок лишил невинности их земляк. «Могут же люди!» — наполнялись гордостью их сердца.

Неизвестно, как выглядело бы греческое письмо, кабы не случайная находка древнесибирской рукописи, вывезенной с берегов Енисея пару-тройку веков назад неутомимым путешественником Из Холмграда. Книжонку — полтора десятка пожелтевших листков, сшитых на живую нитку и вложенных в кусок кожи, — обнаружил хитромудрый Паламед, который получил в наследство от двоюродного деда дворец в Афинах. Он утверждал, что род его идет прямиком от Прометея, и напропалую врал, что начертание букв подсказал ему божественный предок. Прометей будто бы явился на новоселье и не отказался выпить кубок-другой вина. На самом-то деле свернувшуюся в трубочку рукопись Паламед нашел на дне пустого сундука в подвале дворца, где надеялся овладеть дедовскими сокровищами.

Обнаружив вместо вожделенных денег кусок непривычного вида пергамента, Паламед жадной рукой ухватил его, развернул и огорчился при виде желтых листов, исчерканных непонятными каракулями.

Какой болван разрезал свиток на части? — в сердцах взревел наследник и скользнул глазами по надписи, сделанной киноварью на первой странице. Там стояло имя владельца книжонки: Бояр Рышников.

Бр… вр… — сумел прочесть он и затопал ногами. — Брр! Брр! Брр!

Малость поостыв, Паламед подобрал бесценные бумаги и придумал, как превратить их в ценные монеты. За разрезанный на куски свиток никто не дал бы и драхмы, но недаром же грека в глаза называли хитромудрым, а за глаза — хитрожопым. Паламед не понес рукопись на ближайший рынок, а понес туда, где его только и ждали. Саму-то книжонку не понес, а принял литра два молодого греческого вина и беззастенчиво сдул из памятника древнесибирской литературы буквы: А, В, Г, Д, Е, Z…

Б он спутал с В и назвал В бетою, а дзету вписал в свою азбуку, смешав с пьяных глаз динлинские Ж и 3. Дальше он хотел вписать Ё, обозвал этой, а начертал: Н.

Когда же дошла очередь до Н, записал ее так: N. Прочие К, Л, М он оставил теми же, что обнаружил в рукописи. Сдул и буквы О, П, Р. Строчную сигму начертал почти правильно, но поставил кляксу внизу, а когда вырисовывал прописную, то С превратилась в сигму. Рука дрогнула. Последними древнесибирски-ми знаками были Т, Ф и X. А йоту (И краткую или долгую) он ополовинил, потому что в глазах двоилось. Прописная I и строчная i казались ему полноценными И и Й.