Паутина

— Ну, как он вам? — спросила она, указав кивком на остров. — Похоже на то, что вы ожидали увидеть?

— Он прекрасен, — сказал я. — Но и пугающ. Столько зелени, такая мощь. Все эти растения сражаются за место под солнцем, а нам придется сражаться с ними.

— Природа оказалась более дикой, чем вы предполагали ее найти?

— Да, наверно, — если я вообще думал о том, как это может выглядеть.

Правду говоря, я больше представлял себе, как остров преобразится.

Она взглянула на меня.

— Ну, конечно. Своего рода Аркадия. Открытый холмистый пейзаж с деревцами там и сям и стадами мирно пасущихся на изумрудной травке овец, за которыми присматривают играющие на свирелях пастушки, а среди холмов прячутся безупречных линий белоснежные городки.

— Зачем же так, — сказал я, — мой романтизм все же образца нашего столетия.

— Я в этом не очень уверена, — ответила она. — А если говорить о нашем столетии, то тревожит склонность людей смотреть на Природу свысока.

Может, такой взгляд и лучше, чем благостная сказка минувшего века, но, увы, так же далек от жизни. Но временами и полезно сталкиваться с неприкрытой природой — это по меньшей мере помогает не забывать о борьбе за существование, и позволяет понять, что для сотворения «богов» из людей недостаточно просто помахать толстой чековой книжкой.

Я не намерен был вступать в спор на тему «люди как боги».

— А как он вам показался? — спросил я. — Соответствует ли вашим ожиданиям?

— Думаю, да. Но позвольте напомнить, что я пока не отходила дальше нескольких метров от места высадки. Подлесок, может быть, против ожиданий немного гуще, но в целом все так, как я и предполагала. Только вот птицы… Здесь должны были быть миллионы птиц… — Подумав, она добавила: — И цветов здесь вроде бы меньше, но на то могут быть свои причины.

Скажем, местная особенность.

— А если абстрагироваться от этих деталей, то вы считаете, что все здесь обстоит так, как и должно быть в этом уголке мира, где человек не нарушает естественный баланс? — предположил я.

Она помедлила с ответом, а потом сказала: — Если бы я прибегала к подобным выражениям, то ни на что не годилась бы в своей области.

На секунду я удивился, но потом понял, что она скорее всего имела в виду.

— «Естественный баланс»? Но ведь это достаточно общепринятое выражение. Разве нет?

— Да, вполне общепринятое, как вы сказали, но и вредное.

— Не понимаю, почему. Мы же столько раз нарушали этот баланс, что за последние двадцать-сорок лет изменилась половина мира.

Она стала терпеливо объяснять: — Это выражение вредно потому, что непродуманно и вводит в заблуждение. Прежде всего, представление, что человек в состоянии нарушить то, что вы называете «естественным балансом», свидетельствует о человеческой самонадеянности. Оно подразумевает, что сам человек стоит над природными процессами — снова все те же «люди как боги». Человек — продукт природы, может, наиболее совершенный и активный, но развивался он благодаря ее эволюции. Он — часть этого эволюционного процесса. Что бы он ни делал — это заложено в его природе, иначе он оказался бы неспособен это исполнить. Неестественным он не является и не может быть. Он со всеми его способностями такой же продукт природы, как и динозавры с их способностями. Он — орудие естественных процессов.

Во— вторых, «естественного баланса» как такового не существует. И никогда не было. Это фикция, миф. Попытка свести весь мир к аккуратной статичной картинке, которая вполне понятна и предсказуема. Это часть концепции священного порядка вещей, где всему было предписано свое место и назначение, -а каждому человеку предназначено определенное от рождения место и цель в обществе. Представление о естественном балансе восходит прямо к магическим первоосновам: левое балансирует правое, черное — белое, добро — зло, силы небесные — воинство Сатаны. Попытки привести видимый хаос мира в некий порядок с помощью понятия сбалансированных начал возникали с незапамятных времен и не прекращаются и по сей день. Наш ум ищет разумных объяснений, потому что рациональность и сбалансированность создают у нас иллюзию стабильности, а мысль о лежащем в основе постоянно успокаивает. Поиски постоянства самые непреходящие — и самые бесплодные из всех.

Я был ошеломлен. Ясно, что мне удалось наступить на любимую мозоль или, по крайней мере, подвести к ней ее любимого конька. Я не возражал против ее поучающей манеры говорить, хотя и годился ей в отцы, но она еще не закончила: — Природа — это процесс, а не состояние, непрерывное движение.