– Нет, не в изнасиловании, – сказал он повеселевшим голосом, явно радуясь той реакции, которая сейчас отразится на лице капитана. Вот когда ему уж точно будет не до шуток. И Липков заранее позлорадствовал, какая у Туманова сейчас будет рожа.
– У вас статья похуже. Вы обвиняетесь, – он нарочно сделал паузу, чтобы пощекотать нервы капитана, кашлянул и объявил: – В убийстве!
Федор стоял и молчал, переваривая в башке все сказанное заместителем прокурора Липковым. А подумать тут было над чем. Ведь обвинение в высшей степени серьезное.
Сердце заныло. «Неужели вчера за этим проклятым кафе отличился? Нет, тут что-то не так. Не мог я. Черт! И зачем только взял с собой пистолет. Вот, теперь вляпался по самую задницу. Эх, Туманов, Туманов», – Федору не хотелось представлять, какие мытарства ожидают его впереди за содеянное. Но может, этот Липков разберется, как следует. Нет, не он. Он не станет. Не того полета птица. Он – прокурорская шишка. А следователь, который будет вести дело. Следователь обязан объективно рассмотреть все за и против.
Но тут же Туманов разуверился в своих домыслах, понимая, что вряд ли такое произойдет. Следователь будет опираться на факты и, скорее всего, стряпать его вину, чтобы побыстрее передать дело в суд.
– Послушайте, я никого не убивал. Здесь что-то не то. Вы располагаете какими-то доказательствами?
Вместо ответа прокурорский блюститель достал из папки небольшой целлофановый пакет, в котором лежал «ПМ» и рядом пустая обойма. Патроны были рассыпаны по пакету.
Федор быстренько пересчитал их. Не хватало одного патрона.
Липков внимательно наблюдал за тем, как, увидев пистолет, изменилось у Туманова лицо. «Что, голубчик, вляпался?» – так хотелось ему спросить у Туманова. Какое самонадеянное лицо было у него в самом начале, и какое стало сейчас. Он жалок, этот опер, капитан. Сейчас он уже не опер, а существо, угодившее в капкан.
– Это ведь ваш пистолет?
Федор судорожно сглотнул горькую слюну. Воды бы попить. Во рту пересохло. Но в этой камере даже крана нет. И его словно нарочно бросили сюда на выживание. А сколько ему здесь торчать, один бог знает. Ничего не скажешь, радушный прием. Когда-то вот так сажал уголовников и подозреваемых в преступлениях, а сейчас сам угодил в «каюту». Вот то-то радость будет для всех, кто имеет на него зуб.
– Я вас спрашиваю, вы узнаете свой пистолет? Если хотите, можете глянуть на номер?
На номер Туманов смотреть не стал. Свой пистолет, конечно же, узнал сразу. Только не думал, что верный дружок так подставит его.
– Мой пистолет, – немного осипшим голосом произнес Федор, ожидая, что еще выдаст на радостях Липков. Если уж валить, то сразу.
Теперь заместитель прокурора на радостях потирал руки, подумывая: «Ну что, капитан, теперь ты мой. Лучше признавай свою вину, и разойдемся красиво. Ты к себе в каменную каморку, а я, уж извини, в свой кабинет. Разные у нас пути.»
– Так вот, Туманов, – тон у Липкова сразу сделался официальным. – Из вашего пистолета вчера за кафе «Весна» был убит гражданин Гришин. Желаете сделать заявление? – чуть прищурившись, спросил заместитель прокурора, словно норовил заглянуть Тумановув душу.
Федору хотелось схватить этого самодовольного болвана за ворот его белоснежной рубашки и хорошенько встряхнуть. И чтобы удержать себя от этого, столь рискового желания, он убрал руки за спину.
– Да. Я желаю сделать заявление. Никакого гражданина Гришина я не знаю. И никого я вчера не убивал. Понятно вам? – Прозвучало несколько вызывающе, что особенно не понравилось Липкову. И Федор это понял, что перегнул немного. Не надо так с Липковым, и дальнейшее уже произнес мягче, спокойнее:
– Поймите, я вам говорю правду.
– Хорошо. Попытайтесь доказать вашу невиновность. Если вы меня убедите, я вас сейчас же выпущу из камеры под подписку. Если не сможете … Ну, что же вы молчите? Я готов выслушать ваши доводы, – сказал Липков, делая вид, что набрался терпения и теперь дело за Федором. Хотя и знал, никакими доказательствами тот не располагает.
Стоящий за спиной Липкова прапорщик со связкой ключей в руках, от скуки зевал и недружелюбно посматривал на Федора, в любой момент готовый огреть его резиновой палкой по спине. Наслушался он здесь, насмотрелся и не такого. Некоторые менты, попав сюда, такую истерику закатывают, что душу наизнанку выворачивает. Ну, прямо оперетта. В театр ходить не надо. Уж так воют на разные голоса, чтобы доказать свою правоту. Только, зря. Раз попал сюда, значит, за дело. А к преступникам у прапорщика отношение одно: чуть, что не так, резиновой палкой по ребрам. Чтоб не забывали, где они.
И этого капитана он бы с удовольствием отходил по спине. Не нравится он прапорщику. Говорит много, а все в пустую. Не верит ему заместитель прокурора, потому что имеет неопровержимые доказательства на руках. А капитан ерепенится зря. Попался, так будь посговорчивей.