Он сжег за собой мосты в Америке, забрал все, что имел, во Францию и навсегда связал свою судьбу с Максом Лакостом. Иной жизни он теперь себе не представлял.
И вот, стоя у письменного стола в Кавайоне, Макс представил себе это, а затем заставил себя вернуться мыслями к предстоящему четвергу.
— Сколько им нужно в Иране? — спросил он у Карлоса.
— Сто пятьдесят миллионов риалов.
[26]— Когда?
— Через месяц. Я предложил переслать деньги вместе с тремя ковшовыми автопогрузчиками, которые мы собираемся отправлять в конце июля. Если они решат, что один им будет не нужен, то в контракте оговорено, что его можно будет отослать обратно.
Чтобы переправить сто пятьдесят миллионов риалов, потребуется два-три кубических фута площади, прикинул Макс. Они конвертируют тридцать семь с половиной миллионов риалов — причитающееся лично ему вознаграждение — и отправят обратно вместе с автопогрузчиком, решив, что тот им, в конечном итоге, не понадобится.
— Все в порядке? — спросил он у Карлоса.
— По-моему, деньги уже на месте. Прошу, проверь все сам.
— Хорошо. Я приеду утром в четверг, часов в восемь или в половине девятого. Кстати, отец Шалон тоже приедет. Ему нужны документы, он сам тебе все расскажет. Мне бы хотелось, чтобы их сделали быстро.
— Для него все всегда делают быстро. Что-нибудь еще?
— Нет. Увидимся в четверг.
Повесив трубку, он постоял у письменного стола. Разумеется, Роберу угрожает опасность так же, как и мне. Никогда нельзя исключать, что кто-то начнет болтать лишнее, кто-то кого-то узнает в лицо, кто-то нападет на след, который кажется незаметным, почти невидимым, но этот кто-то видит его отчетливо и прямо, словно стрелу, пущенную в цель.
Поэтому мне и нужно уезжать.
Поэтому одному священнику из Кавайона, считающему, что молитва — это, конечно, дело хорошее, но молитва, помноженная на действие, еще лучше, возможно, в один прекрасный день тоже придется перебираться на новое место.
Может быть, мы уедем втроем, подумал Макс. Или Робер присоединится к нам позже. Тогда, пожалуй, Сабрину легче будет уговорить. Надо сказать ей об этом — так, на всякий случай. Заперев дверь, он вернулся к столу и снова углубился в работу.
— Я подумал: может прогуляемся, а потом устроим пикник, — прозвучал в телефонной трубке голос Леона. — После нашей поездки в Фонтен-де-Воклюз прошло пять дней, и мне хотелось бы размяться.
— А вы больше не разминаетесь на велосипеде по утрам? — спросила Стефани. Она стояла в служебной комнате магазина «Жаклин из Прованса». До открытия оставался еще час. У нее вошло в привычку приходить утром пораньше, чтобы поработать одной, пока никого нет. В это короткое, замечательное время она чувствовала, что это ее магазин, ее дом, в котором она может делать все, что захочется. Это как бы была ее тайна. А другой ее тайной был Леон. Он позвонил сейчас первый раз после их поездки в Фонтен-де-Воклюз.
— Я и не думаю про велосипеды, утренние прогулки. Работаю над новой серией картин — очень своеобразных и любопытных. Может, как-нибудь зайдете посмотреть на них в мастерскую?
— С удовольствием.
— Тогда сходим туда сразу после пикника. Вы сегодня во второй половине дня свободны?
— Нет. Извините. Но в четверг…
— Целых три дня…
Стефани промолчала.
— Ну ладно, в четверг так в четверг. Сами выбирайте, куда поедем, а я возьму что-нибудь поесть. Если вы не против, я вам позвоню накануне, примерно в это же время. Я соскучился без вас, Сабрина. Вспоминал прошлый вторник раз десять, наверное. Для меня это был совершенно особенный день.
— Да. Для меня тоже. — Повесив трубку, Стефани заметила, что рука у нее дрожит. В четверг Макс уезжает в Марсель. Она назначила Леону свидание на тот самый день, когда Макс будет в отъезде.
— Вы сегодня какая-то притихшая, — сказала Жаклин утром, после того как они некоторое время молча распаковывали и расставляли фарфор. — Вас что-то тревожит?
Стефани кивнула.
— Но мне самой нужно в этом разобраться. А то все так запутано.
— Значит, влюбилась. И все, может быть, не так уж запутано, как вы думаете. Кажется, что, влюбившись, человек только еще сильнее запутывается, но на самом деле надо, как правило, только найти нужную нить, потянуть за нее, и все образуется. Хотя, не спорю, найти эту нить иной раз непросто, к тому же это отнимает много душевных сил.
— А вы с вашим другом ее нашли?
— Конечно, хотя я бы не сказала, что у нас с ним запутанные отношения. Эта нить называется дружбой. А вы что, сомневаетесь, что сумеете найти ее с Максом?
— Даже не знаю, к чему все это приведет. Не могу точно сказать.
Жаклин задумчиво посмотрела на нее.
— Может быть, вы просто не знаете, как назвать вашу с ним жизнь: браком, дружбой, товарищескими отношениями, совместным проживанием, деловыми отношениями…
— Деловыми?
— Ну, потому, что он предложил вам дом, имя и защиту, а вы ему — восемь месяцев совместной жизни, оставшиеся в памяти, и признательность, Но не любовь. Не знаю, много ли найдется мужчин, которые сочли бы это достаточным для брака, но для деловой сделки этого хватит.
— По-моему, его устраивает то, что я ничего не помню.