Оставьте
— Очнись, Сабрина, очнись, любовь моя. Все будет хорошо. Что бы ни…
Он вдыхал аромат ее волос, касался губами ее щеки и вскоре заметил, что ресницы ее задрожали. Леону казалось — он держит сейчас весь мир в объятиях, эта женщина для него — центр всего мироздания. В то же время страх сковал его, потому что прошлое явилось к ним в дом и может отнять ее.
Как легкомысленно он об этом раньше говорил!
Как беспечно сказал ей, что она все вспомнит, и тогда они вместе со всем справятся. Болван, болван, болван! Какая наивность! Сейчас, в этот самый момент он понял, что от прошлого нельзя взять и отмахнуться: всякий раз оно может изменять настоящее до неузнаваемости, и думать иначе может только болван.
— Любовь моя, любовь моя, все будет хорошо. — Он повторял эти слова, будто ребенок, отгоняющий от себя зловещие тени, что затаились в темных уголках комнаты. — У тебя все будет хорошо. У нас все будет хорошо. — И, словно ребенок, добавил про себя:
— Леон, пожалуйста, позвольте мне…
Женщина стояла рядом, но все ее тело подалось к Стефани. Она стосковалась по ней, мелькнула у Леона мысль, и он подумал, что больше не в силах сдерживать ее. Он вскинул голову.
— Вы ее сестра.
— Да.
— Она и не знала, что у нее есть сестра. К тому же вы близнецы… — Он пристально посмотрел на нее глазом художника, сравнивая обеих сестер. — Уму непостижимо! Я вполне мог бы принять вас за нее.
Она с серьезным видом кивнула.
— Многие и принимали. — На этот раз Леон не стал ее удерживать. Взяв руку Стефани, женщина нагнулась и поцеловала ее. И вдруг, коснувшись губами теплой щеки Стефани, она согнула ноги и, опустившись на колени рядом с диваном, прижалась щекой к щеке Стефани.
Стефани, Стефани… Слезы хлынули ручьем и, казалось, уже не могли остановиться. Бросив на Стефани взгляд сквозь слезы, она нежно отвела волосы от ее лица.
— Не знаю, не знаю, — пробормотала она и поцеловала лоб, щеку, закрытые глаза Стефани. — Все это так замечательно… Это чудо… — Она посмотрела на Леона. — Я думала, ее нет в живых.
Повинуясь безотчетному порыву, Леон сжал Стефани в объятиях, словно не желая отпускать, оберегая ее от волнения, воспоминаний о прошлом. Но прошлое было здесь: оно явилось в лице этой женщины, что стояла на коленях у дивана и касалась рукой волос сестры. Она застыла, подавшись всем телом вперед, словно хотела оторвать сестру от Леона и заключить в свои объятия.
— Она что, замужем? — не выдержал он. — У нее есть дети?
Сабрина словно окаменела. Рука ее бессильно повисла вдоль тела; она словно качнулась в сторону от него. Губы ее приоткрылись, но тут же вновь сжались. Она была не в силах выговорить ни единого слова.
Стефани шевельнулась, и Леон склонился над ней.
— Любовь моя, любовь моя…
Она открыла глаза. Она не видела ничего, кроме его лица.
— Леон? Мне показалось, что здесь была Сабрина. Я увидела ее и все вспомнила… столько всего… просто сил не было вытерпеть, так все это было больно. А что, разве ее тут нет?
— Сабрина? Но, любовь моя, ведь это ты — Сабрина.
— Нет, ее зовут Стефани, — сказала Сабрина.
Стефани повернулась на эти слова. У нее вырвался сдавленный крик. Она с усилием высвободилась из рук Леона, и они с Сабриной бросились друг другу в объятия.
Два одинаковых заплаканных лица прижались друг к другу, сестры обнялись так крепко, что, казалось, сольются в одно целое. Они еще долго сидели так — без движения, обнявшись и не говоря ни слова. В доме царила безмолвная ночная тишина — было слышно лишь, как шелестят и капают на пол одна за другой слезинки.
Леон тихонько отошел в сторону и через арку прошел в библиотеку. Оставаясь незаметным, в тени, он видел, что сестры по-прежнему сидят на диване. Даже теперь он не верил собственным глазам: две изумительно красивые женщины, похожие одна на другую как две капли воды, вплоть до изгиба рук и пальцев, до дрожащих ресниц закрытых глаз и голосов, которыми они шептали свои имена, признаваясь друг другу в любви.