Паутина

Поскольку заняться было нечем, я принялся крутить фонарь. Просто так, наудачу, сворачивал и снова наворачивал детали с резьбой, рассчитывая, что фонарь вдруг сам собой загорится. Так оно и случилось. Я пару раз повернул переднюю прозрачную крышку с встроенной в нее лампочкой, и та внезапно вспыхнула. Мои глаза уже настолько привыкли к темноте, что свет фонаря ослепил меня. Потребовалось какое-то время для того, чтобы я вновь обрел способность видеть при свете. И первым делом я, естественно, посмотрел на того, кто сидел на дереве рядом со мной.

Ну, знаете, я долго этого не забуду!

На расстоянии вытянутой руки от меня на толстом суку сидело существо, которое ну никак нельзя было назвать человеком! Хотя у него так же, как и у нас, были две руки, две ноги и одна голова. Но кожа у него была очень темная. При свете фонаря я не смог точно распознать ее цвет – шоколадный, а может быть, темно-болотный. И была она очень гладкая, будто синтетическая. Или смазанная тонким, почти незаметным слоем жира. Оно сидело на суку, не свесив ноги вниз, а поптичьи поджав их под себя, опираясь о ветку широкими разлапистыми ступнями. Руки у него были очень тонкие, с выступающими локтевыми суставами и большими кистями. Голова – большая, круглая, без волос. Ушей почти не было видно – они словно приросли к черепу. Нос расплющенный, с вывернутыми наверх ноздрями, прикрытыми кожистыми перепонками. Рот большой, тонкогубый. И такие же большие, круглые, навыкате глаза. Из одежды на нем был только широкий пояс с набедренной повязкой. На поясе висел кожаный чехол. А в левой руке оно держало тонкую, черную, абсолютно прямую палку, с метр длиной.

Существо сидело неподвижно и испуганно таращилось на меня своими огромными глазами. Оно было как будто загипнотизировано светом фонаря. Я сделал ему жест, что не нужно, мол, бояться. Но оно никак не отреагировало. Тогда я стянул с шеи шемаг и накинул его на фонарь. Свет стал приглушенный, рассеянный. Но его было достаточно, чтобы рассмотреть, что происходит вокруг. А мой сосед по дереву, вытащивший меня из воды, сразу оживился, заворочался и недовольно засопел. Он даже пару раз ткнул тонким пальцем в фонарь, который я держал в руке. Похоже было, что свет не особенно ему нравится. Но при этом он не издал ни звука.

Поскольку, несмотря на явное недовольство, мой приятель не проявлял никаких признаков агрессивности, я решил осмотреться. Мы сидели на дереве с толстым кривым стволом, будто скрученным какой-то жуткой древесной болезнью. Как я и предполагал, дерево росло прямо из воды, до которой оказалось около трех метров. Вода, судя, по всему, была стоячая. Я посветил фонарем по сторонам, но не увидел ничего, кроме четырех или пяти таких же деревьев, невысоких, с редкими листьями, вытянутыми, как у ивы. Мне показалось, что на одном из деревьев я увидел еще одно такое же существо, как и то, что находилось рядом со мной. Хотя в полумраке я мог принять за него нарост на стволе дерева.

Что совсем меня не обрадовало, так это то, что берега видно не было. С другой стороны, мой сосед, сидевший на соседнем суку, вовсе не был похож на древесного жителя. Да и на водоплавающего – тоже. Хотя, при его типе сложения, плавать он должен был неплохо, но большую часть времени, надо полагать, все же проводил на суше. Как он оказался ночью посреди озера – теперь, когда у меня в руке горел фонарь, я не сомневался, что нас окружает не всепоглощающий вселенский мрак, а всего лишь ночная тьма, которая рассеется с приходом утра, – о том мне было неведомо. Но не по воде же он сюда пришел? Значит, если потребуется, то, следуя за ним, я тоже смогу добраться до берега. А чего он ждет? Должно быть, когда солнце взойдет.

Все вроде бы складывалось неплохо. Но только поначалу.

Дальше начались проблемы.

Приятель мой все как-то недовольно ворочался, временами что-то бормотал себе под нос и все время на меня поглядывал. Я понимал, что ему не нравится свет моего фонаря. Но если он, как я подозревал, обладал способностью видеть в темноте, то я без света чувствовал себя, прямо скажем, некомфортно. Нет, я не боюсь темноты, но тем не менее незнакомое место, напряженная обстановка – все это не способствовало тому, чтобы расслабиться, а может быть, и подремать до рассвета. Тем не менее я в несколько слоев намотал на фонарь шемаг, так, что свет был еле виден. Мой приятель, сидевший на соседней ветке, так и вовсе сливался с темнотой. Я мог определить его местоположение только когда он шевелился. А делал он это крайне редко. Это мне приходилось то и дело менять положение тела и растирать затекшие конечности, а для него многочасовое неподвижное сидение на ветке, похоже, был занятием привычным.