Паутина

На следующее утро Карл, как обычно, уехал на работу, и едва дверь за ним захлопнулась, я поднялась с постели. Включив душ, я смотрела на деревья, простирающиеся до самого горизонта, и удивлялась, каким разным может казаться мир, как один-единственный разговор изменил восприятие всего, что окружало меня. Я ведь не тюремный срок отбываю в этом месте, я получила новую жизнь; здесь можно встретить новых людей, приобщиться к их делам, узнать что-то новое. А требуется такая малость — побороть в себе боязнь сделать первый шаг.

Разумеется, я отдавала себе отчет, что полностью с этим страхом никогда не совладаю, но у меня появилось желание изо всех сил бороться с ним, бороться до тех пор, пока незнакомые лица не станут выглядеть знакомыми. Одевшись, я решила отправиться за продуктами в «супермаркет» Эбботс-Ньютона. Новорожденный оптимизм изменил к лучшему сохранившиеся в моей памяти воспоминания об этом странном крохотном магазинчике — теперь он представлялся мне местным центром активности и пересудов (вроде как в «Арчерах»), где можно пообщаться с соседями.

Я быстро добралась до магазина и, под звяканье колокольчика шагнув в полумрак торгового зала, увидела то же нагромождение товаров, какое запечатлелось в моей памяти с прошлого посещения. Я рассчитывала увидеть и ту самую девочку, однако Джулии в магазине не было. За кассой сидела женщина лет шестидесяти, с седыми жесткими кудряшками и рыхлым бульдожьим лицом.

— Доброе утро, — приветствовала она меня. — Хороший денек, не правда ли?

У нее был грудной сиплый голос и повадки профессиональной сплетницы. Но ведь я поставила перед собой задачу поговорить с кем-нибудь из жителей деревни — так почему не начать с этой?

— Великолепный! — подтвердила я и после запинки добавила: — С тех пор как я здесь живу, погода стоит прекрасная. Мы с мужем переехали сюда несколько недель назад, но я еще ни с кем здесь по-настоящему не познакомилась.

— О-о, еще успеете познакомиться. Должна вам сказать, народ у нас дружелюбный, уж поверьте старожилу. Так что добро пожаловать в Эбботс-Ньютон, милочка. Меня зовут Морин Эванс.

— Анна Хауэлл, — представилась я. — Очень рада. Мы живем на Плаумэн-лейн, дом 4, по соседству с Лиз Грей.

— Вот как? — Черные, глубоко посаженные глаза Морин загорелись, и в голосе появились новые доверительные интонации: — Значит, вы уже все о ней знаете?

— О Лиз? — испуганно уточнила я.

— Нет же, милочка, не о Лиз.О Ребекке Фишер.

— М-м-м… кое-что слышала… — промямлила я. — Но мне кажется, это вероятнее всего были просто… — Я чуть было не ляпнула «дурацкие сплетни», но вовремя прикусила язык, а подобрать слова поприличнее не удалось. — В общем, ничего особенного.

— Вот тут вы не правы. — Помолчав, она продолжала: — Тоже мне, скажете — «ничего особенного». Да я прожила здесь, почитай, всю жизнь, а такого слыхом не слыхивала.

Я верно оценила ее с первого взгляда: в ее тоне безошибочно угадывались интонации завзятой сплетницы — дьявольская похоть, граничащая со злобой.

— Она захаживала сюда покупать разные мелочи, да-да, так оно и было. Называла себя Джералдиной. Общительной ее не назовешь, с ней не поболтаешь. Но мне и в голову не приходило, что она та еще дамочка.А кто бы такое мог представить — вот вы бы, милочка, могли бы? Чтобы в малюсенькой деревушке — и вдруг такое!В сумраке торгового зала ее голос гипнотизировал.

— А как вы узнали, что она… та еще? — вырвалось у меня резче, чем хотелось бы. — Вам-то откуда знать?

— Вот как раз об этом, милочка, я и собиралась рассказать, — отозвалась Морин раздраженно, но тут же приглушила тон. — До меня дошло, что она стала получать анонимные письма. Неприличные письма. В то время мы ничегошеньки больше не знали. Ясное дело, она-то скрывала. И вот не так давно вернулась она из Уорхема и видит, что кто-то перебил в ее доме все стекла. Все до единого! Ее соседка была на работе или еще где, поэтому никто ничего не слышал. Она была в истерике, вызвала полицию. Мой зять служит в местном отделении полиции; сам-то он, правда, не выезжал на место происшествия, врать не стану, но коллеги ему все подробно рассказали. Стекла разбили камнями, и камни эти были обернуты в листки бумаги, и тут уж ей пришлось показать полиции, что на них написано. Ну а не покажи она им эти бумажки — как бы ей помогли?

— И что там было? На листках?