Паутина

Давайте осторожно, как мышь, прошмыгнем в щель под массивными, обитыми железом воротами, и проникнем внутрь дома. Мы в небольшой пустой комнате, освещаемой факелом, прямо перед нами дверь, к которой канцелярскими кнопками прикреплен кусок ватмана с надписью: «ВХОДИ, ИБО ТЫ НУЖЕН БОГУ». Разумеется, это приглашение относится не к нам, но сделаем вид, что не поняли этого, и повернем бронзовую ручку двери.

2

За ней оказывается широкий коридор, оканчивающийся еще двумя дверьми (справа и слева) и винтовыми лестницами рядом с ними. Мы поворачиваем влево и, медленно двигаясь по каменным ступеням, поднимаемся вверх. Двери на каждом этаже одинаковые (на втором мы слышим за ними чьи-то шаги), всего же этажей пять.

Далее нам приходится вернуться в конец коридора, где находится лестница, ведущая на крышу. Десять ступеней – и мы уже вдыхаем холодный ночной воздух. Лунный свет позволяет осмотреться по сторонам и спокойно идти по крыше, но центральную башню можно найти даже в полной темноте – сквозь щели в ставнях пробивается горящий внутри свет. Мы заглядываем в одну из них и видим просторную комнату, обстановка которой позволяет нам предположить, что это рабочий кабинет. Несколько шкафов с книгами. Большой круглый стол, заваленный бумагами. Мягкие кресла, расставленные вдоль стен.

В одном из них сидит женщина и читает какой-то журнал. Длинные черные волосы еще больше подчеркивают белизну ее лица, достаточно красиво для того, чтобы отвлечь взгляд от ее бесформенного серого платья, напоминающего одеяние послушницы. Какое-то время она продолжает листать журнал, потом отбрасывает его в сторону, опускается на колени и начинает молиться. Мы в свою очередь возвращаемся тем же путем, каким и пришли, остановившись на этот раз на втором этаже. Теперь, когда вместо шагов за дверью слышны крики, мы принимаем решение – именно эта секция второго этажа и станет нашим временным домом.

3

В огромной комнате с белыми стенами, называемой здесь Залом Сновидений блока 2Б, находятся 200 кресел, расставленных в круг. В креслах сидят дети, их глаза закрыты, но губы шевелятся, произнося какие-то еле слышные слова. В углу неподвижно стоит широкоплечий мужчина в сером комбинезоне и наблюдает за сидящими в круге. Одновременный шепот двухсот детей, усиливаемый акустикой пустой комнаты, сливается в достаточно громкий гул, но мужчина не обращает на него никакого внимания, пока тот не прерывается оглушительным криком

– Нет! Не-е-е-т! Пожалуйста, нет! – вопит толстый девятилетний мальчишка в дальнем углу комнаты.

Человек в комбинезоне бросается к нему.

– Девятнадцатый, открой глаза, – мужчина трясет мальчишку за шею. – Ты слышишь меня? Открой глаза.

Мальчик повинуется, но страх, похоже, не оставил его.

– Дядя убил собачку! Со-ба-чку! – он закрывает лицо руками и заходится в плаче.

Мужчина поворачивается к остальным детям (половина из них с жалостью смотрят на толстяка) и поднимает руку.

– Дети, внимание! Прошу вас не отвлекаться, с Девятнадцатым уже все в порядке. Что вы должны делать?

– Молиться, и видеть сны, – нестройным хором отвечают сидящие и закрывают глаза. Шепот возобновляется.

А ты можешь идти и отдыхать, – мужчина гладит жесткие мальчишеские волосы. – И не забудь помолиться.

- Хорошо, наставник, – отвечает мальчик, убирая руки от лица. – Я опять плакал, а мои ладони сухие. Почему?

Потому, что ты плакал вот здесь, – мужчина приставляет указательный палец к его лбу. – Иди.

Мальчик уходит, а человек в комбинезоне возвращается на свое место, вновь превращаясь в безмолвную неподвижную статую.

4

– Доброе утро, наставник Маро, – в один голос говорят двое молодых мужчин человеку, которого мы видели ночью в зале.

– Доброе утро, – отвечает Маро. – Канос, ты сделал то, о чем я тебя просил?

– Разумеется, – улыбается один из них – высокий длинноволосый парень в черных джинсах и синей вельветовой рубашке. – Ваша комната в полном порядке.

– Как прошла ночная смена? – спрашивает другой, одетый в зеленую футболку и черные тренировочные штаны. – Ночью мы слышали крик.

– Опять Девятнадцатый, – вздыхает Маро и потирает пальцами переносицу. – Ты же знаешь, Тио, ночью с ним всегда нелегко. Бывали, конечно, случаи и похуже, однако мне все равно трудно видеть страдание ринов. К тому же я надеялся, что хоть последняя ночь будет спокойной.

– Вы уже попрощались с ринами? – спрашивает Канос.

– Еще нет, но сейчас пойду. У меня осталось 2 часа – новичок прибудет к двенадцати, а мы не должны встретиться.

– Тогда прощайте, наставник Маро, – молодые люди почтительно наклоняют головы и касаются кончиками пальцев лба.

– Вы же знаете, что «до свидания», – грустно говорит он и медленным шагом идет вдоль коридора.

Парни молча смотрят ему в след, пока он не скрывается за поворотом.

– Какой же он сентиментальный, – сквозь зубы говорит Канос и придает своему лицу печальное выражение. – Мне трудно видеть страдание ринов. Тьфу! Зачем тогда, спрашивается, пошел на службу?