Паутина

Она поражалась некоторым изменениям, происходящим в обители. На другой же день после избиения ее оторвали от стежки одеяла и перевели в келью Калистрата на вязку сетей. Никогда прежде не спускавшаяся в подвал, Минодора дважды в день приходила в келью Гурия, а сам Гурий вообще не показывался, и даже парашу Варёнка носила ему в жилье. Всегда избегавшая Платониды и как-будто возненавидевшая ее Агапита изменила свое отношение к проповеднице. Девушка думала, что Минодора, обидевшись, на Калистрата за его заступничество, отказалась от дезертира и теперь завлекает Гурия, — поэтому-то и она, Капитолина, допущена в келью Калистрата; а вот поведение Агапиты она объяснить никак не могла. «Платонида убила ее ребенка, а она за убийцей на задних лапках ходит, — возмущалась Капитолина. — Глядеть страшно!.. Встретит в коридоре — кланяется чуть не до полу, либо глазки потупит, как виноватая. На зорнях встает рядышком, свои поклоны к ее поклонам приноравливает, свечка у нее погаснет — свечку зажжет. Вчера за утренней два раза зажигала. А на вечерней два же раза лестовку ее поднимала. Выпадет лестовка, Агапита подымет и ласковенько с поклончиком Платониде: получите! Двоюличный народ, факт налицо! А сегодня, сегодня… после горнего тропаря — ну, не смешно ли? — взяла и подняла эту жабу с коленок под оба локотка… Конечно, если разобраться, жалко ей ребеночка, вот она и ухорашивается, и лебезит, чтобы узнать, кому его подкинули. А мне не поверила, думает, что я натрепалась. Ненормальная дура!.. Ну да плевать мне на вас! Вот еще немножко коросты с морды сойдут — и только вы меня и видели!»

Думая обо всем этом, она взглядывала на Калистрата.

Окно в его келье, прикрытое снаружи бурьяном сада, было намного шире, чем оконце в келье Капитолины. Жилье это досталось Калистрату по распоряжению самой Минодоры — чтобы в случае опасности дезертир мог легко скрыться. Летом окно почти не закрывалось, через него проветривали всю обитель. Теперь через окно в келью врывались острый, пощипывающий в носу, запах набухающей семенами полыни и сыроватый холодок земли, приятно освежающий израненное лицо Капитолины. Лучи полуденного солнца пробивались сюда сквозь покачивающиеся ветви черемух, а тени их будто царапали и без того обезображенные оспой щеки Калистрата.

Калистрат, точно нарочно, чтобы не выпустить Капитолину из кельи, с утра уселся к двери. Сегодня он выглядел угрюмее обычного и пока что не проронил ни слова. Было слышно лишь, как постукивала об его окостеневшие ногти вязальная игла да шуршала сеть, цепляясь за просаленные заплаты на штанах. Петля за петлей, ячея за ячеей его конец сети приметно удлинялся, тогда как вязево Капитолины почти не прибывало, да и немудрено: девушка впервые видела, как вяжут сети, а Калистрат вязал в келье уже двенадцатую сеть. Ей хотелось перенять его умение — в жизни может пригодиться всякое мастерство, — но после того, что случилось позавчера и вчера, она не отваживалась на расспросы.

Позавчера, объясняя Капитолине размеры ячеек, Калистрат невзначай коснулся ее руки. Первый раз он, словно обжегшись, отдернул свою руку, отвернулся и понурился. Капитолина видела, как его длинная шея покрылась багровыми пятнами и как лихорадочно запрыгала в его руках вязальная иголка, взблескивая своим отточенным хоботком. «Видно, на мою напоролся, чертушка», — взглянув на свою иглу, подумала она и, жалеючи, посоветовала:

— А ты поосторожней лапай; это тебе не восковая свечечка в моленной… Больно?

Он хмуро покосился на нее и не ответил.

Второй раз она упросила его показать, как крепится деля. Он стал свертывать узелок, но зацепился пальцами за ее пальцы. Капитолина не могла точно припомнить, как это случилось, все произошло мгновенно; она не успела отстраниться, и Калистрат схватил ее руку, на какой-то миг прижался к ней щекой, вскочил и выбежал из кельи. Взволнованная происшедшим, Капитолина было задумалась — не далеко ли она зашла, поддразнивая Калистрата своим расположением, но вскоре дежурная сестра-трапезница Неонила принесла обеденную горошницу, и девушка на время забыла о своей тревоге.

Вчера около обеда Капитолине понадобилось выйти. Она понадеялась, что проскользнет мимо Калистрата, если поплотнее прижмется к противоположной стенке. Калистрат заметил ее намерение, хотел посторониться, но сделал это слишком поспешно и неуклюже — и колени их столкнулись. Он вскочил, вытянул к ней руки, но не дотронулся, а лишь прошептал:

— Ка-апа…