Паутина чужих желаний

Я бегло просмотрела блокнот. Так и есть – ежедневник, записи сделаны аккуратным каллиграфическим почерком, особо важные подчеркнуты красным. На последней страничке написано: «Одолжить Севе пятнадцать тысяч», потом, видимо, в порыве душевной щедрости «одолжить» зачеркнуто и сверху выведено «подарить». Не то чтобы я сомневалась, что этот ежедневник настоящий, просто мотивы моей предшественницы были мне не ясны. Кстати, запись сделана в тот день, когда мы с ней попали в аварию. Это что-то значит? Я положила ежедневник на кровать рядом с плюшевым медведем, надо будет на досуге внимательно все прочесть, и выжидающе посмотрела на Раю.

– Ты сказала, что нашла решение, – заговорила та, правильно расценив мой взгляд. – Сказала, что можно сделать все по закону и не придется никому давать взятку.

– А какое именно решение, я уточнила?

– Нет.

– И денег, стало быть, тоже не дала?

– Ты как раз ехала в банк, чтобы снять их с банковской карты. Это тоже легко проверить – деньги на месте.

А вот тут Рая ошибается. Банковскую карту мне никак не проверить, потому что в банке наверняка потребуется моя подпись. Я могу симулировать амнезию, но вот подделывать подписи я, увы, еще не научилась. Хотя пора начинать учиться. Надо бы взглянуть на образец, но это не сейчас.

– Ладно. – Я сдернула с носа очки и протерла их краем покрывала. Черт, до сих пор никак не привыкну к этому безобразию. – Пойдем поищем мне подходящую комнату.

Гостевые комнаты располагались недалеко от забракованной мною опочивальни и были похожи друг на друга, как близнецы. Но мне удалось-таки найти нечто эксклюзивное. Мы уже осмотрели все крыло, и я отчаялась было подыскать себе хоромы по душе, когда в глаза мне бросилась самая последняя, почему-то проигнорированная Раей дверь.

– А там что? – спросила я, дергая за ручку.

– Там, – Рая выглядела растерянной, – там, Евочка, ничего интересного, эту комнату вообще заперли.

– Я вижу. – Во мне подняло голову любопытство, захотелось непременно попасть внутрь. – Так давай мы ее быстренько откроем. У тебя есть ключ?

– Есть. – Чувствовалось, что тема эта экономке крайне неприятна, поэтому мне сильнее захотелось узнать, что же там, за дверью. – Только, Евочка, твой отец не велел ее открывать.

– Там что, склад оружия? Или, может, трупы папенькиных конкурентов?

– Евочка, что ты такое говоришь?! – Рая покачала головой.

– Говорю, что думаю. Если за этой дверью не прячется ничего криминального, то не вижу смысла тянуть с ее открытием. Ну же!

– У меня нет с собой ключей.

– Никаких проблем. Ты сходи за ними, я а тут пока подожду. Вот по коридору туда-сюда прогуляюсь.

Я не слишком хорошо представляла размеры своего нового дома, поэтому приготовилась ждать долго. Но в тот самый момент, когда я, поддернув подол платья, с максимально возможным комфортом усаживалась на подоконнике, в противоположной стороне раздался странный жужжащий звук, а через пару секунд ко мне подрулил парень в инвалидной коляске.

Сказать по правде, никогда в жизни я не видела таких красивых лиц, красивых какой-то особенной, иконописной красотой, той, которая сопровождается едва ощутимым свечением и заставляет сердце замирать от восхищения.

– Ева! – Парень в инвалидной коляске улыбнулся, и лицо его утратило строгие иконописные черты и стало еще красивее. – Ева, как я рад тебя видеть!

А голос у него тоже красивый, волнующий, цепляющий за живое. Да что же это за звездный мальчик такой?!

– Привет! – Я спрыгнула с подоконника и протянула парню руку.

– Привет! – Вместо того чтобы пожать ее или, ну это уже из области фантазий, поцеловать, он хлопнул своей ладонью по моей, задорно, по-детски. – А где мама? Как это она бросила тебя одну?

Мама? А, ну все понятно! Вот он, оказывается, какой – Раин Севочка. Славный, надо сказать, мальчик, светлый.

– Ой, прости, – он вдруг нахмурился, – ты же не помнишь ничего, а я не представившись. Я Сева, сын Раисы Ивановны.

– Очень приятно, Ева.

– Да я-то в курсе, что ты Ева. Я же память не терял, – он сказал это с такой непосредственной детской искренностью, что я даже не подумала на него обижаться, хотя кому другому подобную бестактность ни за что бы не спустила.

– А что ты тут делаешь? – Сева подъехал поближе, и я поняла, что жужжащий звук издает электромоторчик, встроенный в его кресло.

– Ищу себе новую комнату.

– А что случилось со старой?

– Она мне разонравилась.

– Правда? – непонятно чему обрадовался Сева. – Я всегда тебе говорил, что нельзя жить в этой унылой конуре.

– А я что?

– А ты отвечала, что, когда в душе зима, совсем неважно, как выглядит окружающий мир.

Вот так-то! У моей Маши-растеряши в душе была зима. Какая-то депрессивная она девушка…

– Все, зимы больше нет. – Я тряхнула головой, и чертовы очки едва не слетели на пол. Надо серьезно подумать об операции или, на худой конец, о контактной коррекции. – Хочу лето!

– Тогда давай я тебе свою картину подарю. – Сева весь светился от радости, с таким и солнце не нужно. – Она как раз так и называется – «Лето».