Паутина долга

— Находящихся в этом крыле лазарета запрещено допрашивать!

— Ну разумеется, heve лекарь, разумеется, — осклабился мой допросчик. — Разумеется, нам известны правила... Да разве мы кого-то допрашивали? Так, по-дружески зашли. Словом перемолвиться.

Галчонок до белизны стиснул пальцы, обнимающие широкобокую чашку, накрытую полотняной тряпицей: будь она почище, сошла бы за салфетку, а так больше походила на кухонное, причём неоднократно пользованное полотенце.

— Посещения дозволяет только лекарь, в чьём ведении находится пострадавший. Или сие правило вам неизвестно? К тому же, он свидетель, а не обвиняемый, уж это вы не можете не знать!

Блондин устало сощурился, перекатывая трубку из одного уголку рта в другой, а длинноволосый заметил:

— От свидетельства до обвинения меньше шага. И когда он будет совершён...

— Вот тогда и буду разговаривать. Но не с надзорными, а с дознавателями.

Я не видел лица моего допросчика, но судорожное движение пальцев правой руки сказало о многом. К примеру, о желании сдавить горло юного выскочки. И всё же, Галчонок был прав: Плечо надзора только предъявляет обнаруженные факты нарушения закона, доказательствами и прочей подготовкой к судебному разбирательству занимается Плечо дознания.

— Шелудивый кот[9]...

Длинноволосый прошипел это едва слышно, но поскольку стоял совсем близко к юноше, тот оскорблённо дёрнул губами и решил не оставаться в долгу:

— Щипаная курица.

Я проглотил смешинку, радуясь, что моё, кривящееся в мало успешных попытках остаться бесстрастным лицо никого не заботит.

Дальнейшая беседа между враждующими Плечами не имела смысла, и Галчонок подвёл её итог холодно-повелительным:

— Выйдите.

— Как прикажет heve опекун.

Насмешливо кланяясь, длинноволосый надзорный покинул комнату. Его напарник, так и не проронив ни слова, отправился следом, а целитель (о чём недвусмысленно заявляли дубовые листья, окружающие кошку на бляхе), посмотрел на меня и зло повторил:

— Словом перемолвиться? Хороши же слова, после которых приходится менять повязки!

Я проследил направление взгляда круглых глаз: на груди через слои полотна проступало пятно. Алое. Строить предположения о его происхождении было делом напрасным (и так ясно, что к чему), потому юноша плюхнул принесённую чашку на стол и принялся споро разматывать полосы ткани, коконом укутывающие мою грудь.

В самом деле, рана не выдержала грубого обращения и открылась. Хотя не так уж оказалась страшна: в сечении пронзившая меня «игла» была не крупнее ногтя большого пальца. Края прорванной кожи выглядели на удивление ровно, а крови выступило всего с десятую часть тилы, но лекарь полуразочарованно, полусокрушенно выдохнул:

— Гьенн[10] бы их побрал! Вся работа насмарку: теперь хоть заново начинай.

Он закатал рукава рубашки и, хрустя суставами, размял пальцы.

— А что вы, собственно, собираетесь...

Кругляшки тёмных глаз сверкнули недовольством, характерным для человека, которому пытаются ставить палки в колёса при исполнении жизненно необходимого дела:

— Хочешь, чтобы тебя иглой штопали?

Я вспомнил свою ночную встречу со странным убийцей, покатал вставший в горле комок и честно признался:

— Нет.

— Так сиди и не трепыхайся!

Лекарь сложил вместе пальцы двух рук: большой к большому, указательный к указательному, и получившимся кольцом накрыл рану.

Первый раз мне довелось вблизи наблюдать обычные магические упражнения, причём на себе же: действия Заклинателей, изначально имеющие ту же самую природу, во внешнем проявлении отличаются от искусства других одарённых, как день и ночь. Сэйдисс попросту уговорила бы хаос разорванных тканей вернуться в прежнюю, условно упорядоченную форму, а маг...

Видеть и чувствовать Поток я не могу, поэтому ощущал только, как медленно, но неуклонно пальцы Галчонка теплеют, словно изнутри наливаясь огнём. Но до ожога дело не дошло: юноша разорвал кольцо раньше, отпуская на волю пойманную струю Потока. Впрочем, печать, довольно благосклонно принимающая вливание Силы извне, не намерена была отпускать живой источник без боя.

— Йох! — Выдохнул целитель, растирая руки, остывшие стремительнее, чем он мог себе представить: это знак Заклинательницы, решив урвать кусок полакомее, похитил толику сил у самого мага. — Что за гьенн шалит?

— Простите, у меня не было времени предупредить.

Круглые глаза настороженно блеснули:

— О чём?

— Дело в том, что я в силу некоторых обстоятельств наделён печатью Заклинателя. Надеюсь, больших пояснений не нужно?

Галчонок было азартно шевельнул бровями, но тут же опомнился: хоть и заманчиво порасспрашивать об одной из самых загадочных вещей обитаемого мира, но негоже выставлять себя несведущим, нося бляху Плеча опеки.

— Не нужно.

Он ещё раз всмотрелся в стянутые запёкшейся кровью и остекленевшей сукровицей края раны.

— Трогать не разрешаю.

— Поверите, я бы и не стал трогать, но...

Укоризненное:

— И доводить других до греха не нужно.