Паутина долга

Отрицательно мотаю головой. Молча. Рот боюсь открывать: вдруг ляпну какую-нибудь ерунду, и она ухудшит и без того не слишком любезное настроение моего спутника? Нельзя так рисковать. Пока мы шагаем по улицам вместе, имеется крохотный шанс, что очередной нанятый Подворьями душегубец не рискнёт выполнять заказ посреди бела дня, да в присутствии тоймена из покойной управы. Если учесть недавно убиенный патруль, любое новое посягательство на жизнь верных защитников закона и порядка способно возродить жестокую традицию «пёсьих часов»[14].

— Об ограду мэнора!

— Прости, я не совсем понял... Причём здесь ограда?

— При том! Я дошёл до ворот, но зайти внутрь не смог.

— Почему? Было закрыто?

— Нет.

— Тогда...

Кайрен в два шага оказался впереди, остановился, вынудив меня сделать то же самое, и, чётко и медленно проговаривая каждое слово, сказал:

— Калитка была открыта. Не распахнута, но и не на замке. За ней был хорошо виден сад: аллея, деревья и всё такое. Даже дом через голые ветки вроде проглядывал. Но всё это существовало только для моих глаз, а умом я почему-то был уверен, что передо мной глухая и совершенно неприступная стена.

Я виновато отвёл взгляд. Валлор же предупреждал, что контур Келлоса замкнут на меня... Стыдно. Ну ничего, дело поправимое.

— Считай, тебе померещилось.

— Померещилось?! — Блондин с трудом удержался от того, чтобы встряхнуть меня за грудки. — Да я чуть умом не повредился! Видеть, что путь свободен и знать, что он закрыт... Это же самое настоящее безумие!

— В какой-то мере может быть, но...

— Признайся, это из-за тебя, да?

— Ты ж дознаватель, тебе виднее.

— Тогда живо объясняй, что к чему!

— А надо ли?

— Надо!

Всегда завидовал чужой уверенности. Особенно такой горячей и страстной.

— В целях безопасности: моей, мэнора и прочих его обитателей Заклинательницей создан магический контур, вход и выход из которого можно перекрывать... если возникнет надобность.

Кайрен нахмурился.

— Вход и выход? Разве это не одно и то же?

— Не всегда. Контур может действовать по принципу: «Всех пускать, никого не выпускать» или наоборот. А может и вовсе превратиться в стену. Собственно, так и произошло.

— Но почему? Ведь раньше...

— Раньше тело управителя мэнора не расставалось с сознанием.

Добавлять что-либо ещё не потребовалось: дознаватель понял мою мысль.

— Значит, входом и выходом управляешь ты?

— Так получилось.

— И если с тобой случится беда...

Уточняю:

— То бишь, смерть?

Блондин слегка смущается:

— Не хотелось бы предполагать.

— Да ничего страшного, предполагай! Кстати, если я умру, контур мгновенно откроется. Поэтому можешь не переживать лишний раз.

— Не переживать? — Он всплеснул руками. — Тебе легко говорить! Сначала я услышал знакомое имя, затесавшееся между слов: «вроде ещё дышит, но уверенности нет»...

— Это было до лазарета? — Поинтересовался я, но мой вопрос остался незамеченным:

— А потом, представляешь, какие чувства меня посетили, когда увидел тебя полудохлого, да ещё в крови?

— Представляю. Низкие, грязные и мелочные.

Карие глаза сверкнули, но не оскорблённо, а скорее азартно.

— Да неужели?

— Именно такие. И я даже могу назвать причину их появления.

— Весь внимание.

— Во-первых, увидев меня полудохлым, ты сразу подумал, что придётся искать новое жильё, а это не ко времени, да и трудновато делать в канун Зимника. Во-вторых, моя безвременная кончина лишала тебя возможности безвозмездно пользоваться кое-какими удобствами соседства с плетельщиком. К примеру, помощи в очередном расследовании... Ну как, угадал?

Он усмехнулся.

— Угадал. Только... Почему я не мог просто беспокоиться?

— Потому. Если бы ты беспокоился о моём благополучии не из корыстных побуждений, это наводило бы на нехорошие мысли о твоих нравственных устоях. Друзьями мы называться не можем, поэтому...

— Да ну тебя! — Кайрен сплюнул на мостовую. — Все благие порывы губишь на корню.

— Всего лишь излагаю правду жизни.

Он помолчал, размеренно выдыхая в морозный воздух туманные облачка.