Паутина долга

Голос дерева звонок и сух, в его песне — сплетения волокон, нараставших с момента рождения до момента насильственной смерти под топором лесоруба. Но даже срубленное, повергнутое наземь, дерево не обрело покоя, снова и снова принимая в свою плоть зубы стальных лезвий… Это песня покорности судьбе, песня того, кто принимает свою долю со смирением и кротостью искреннего прощения.

Голос кости глуше и легче. Как и дерево, она насильно лишилась питающих соков, но умерла гораздо раньше — в тот миг, когда остановилось сердце существа, остов которого она составляла. Она сохла и желтела, теряя память о недолгом времени настоящей жизни, пока не погрузилась в беспробудный сон, отпустив скорбные жалобы восвояси… Это песня недоумения и обиды, выцветающих с каждым новым мгновением, с каждым шагом мира вперед, песня того, кто пал в неравной борьбе со смертью.

Голос камня ровен и спокоен. Он никогда не был живыми и никогда не станет мертвым, а значит, нет причин горевать и нет причин надеяться: дыхание мира обходит его стороной, лишь ласково шлифуя гладкие грани. Застывший в подобии идеального порядка, незыблемый и уверенный, камень не испытывает чувств и не таит обид. Это песня отрешенности и высокомерия, песня того, кто не принимает изменений мира, потому что не способен быть их настоящей частью…

Образы сменяют друг друга, сталкиваясь, склеиваясь, наслаиваясь и окутывая сознание кисеей покрывал. Я сниму их, разложу по разным кучкам, попробую на прочность нити каждого впечатления и смогу рассказать, о чем ночью пели кости. Но каждая из песен была дуэтом — песней для двоих: для игрока и для его инструмента. А это означает, что из общего хора мне нужно выделить и голоса тех, кто отправлял кости в полет. Выделить и исследовать, чтобы понять, насколько успешна спевка.

Весельчак Вехан — самый худший «певец» из троих: он совсем не слышит голос камней в собственных пальцах, не чувствует их растерянности всякий раз, когда они бьются о стенки стаканчика. Можно предсказать результат каждого броска и быть уверенным: предсказания сбудутся полностью.

Тщедушный Слат, такой ровный и спокойный в разговоре, играет излишне резко и повелительно, заставляя кости постанывать, поскольку прерывает их бег в самый неподходящий момент. Шансы на победу у него и Вехана примерно равны, и преимущество получит тот, кто хоть дважды сможет точно повторить свои действия.

А вот белокурая Миллин — особый случай. Нельзя сказать, что она хорошо слышит голос деревянных кубиков, но умеет остановиться в самый нужный момент, за которым неизбежно последует проигрыш. Стало быть, женщина чувствует грань допустимого… Опасная противница: управлять удачей неспособна, но зато ей вполне по силам избегать разгромных поражений. Пожалуй, изо всех троих только у нее есть реальный шанс победить. Или хотя бы остаться при своем. Правда, в повадках Слата наблюдается тень умения извлекать выгоду из любой ситуации, но он не потерпит возражений своим намерениям, следовательно, не обладает необходимой для тонкой игры гибкостью. В этом смысле Вехан действует куда успешнее, позволяя костям падать так, как они сами того пожелают. Хм… Кажется, именно он и выигрывает партию.

— Позвольте покинуть вас на несколько минут, — в низком поклоне просит глашатай и направляется к выходу из зала.

Пора и мне на покой, благо есть повод. Поднимаюсь и, пошатываясь, плетусь следом, опрометчиво надеясь, что выгляжу не слишком глупо: судя по насмешливым взглядам, представляю собой зрелище жалкое и заслуживающее осуждения. Ускоряю шаг, вываливаюсь из дверного проема и утыкаюсь в спину пепельноволосой красавицы, которая никак не ожидала преследования.

— П-позвольте узнать ваш… ваш-ше имя, hevary.

— Отойди от нее.

О, знакомое шипение. Гаккар в двух шагах впереди нас, и выражение, замеченное мной в бесцветных глаза, не сулит ничего хорошего.

— Да я, собсснно…

— Отойди.

Она не повышает голос, скорее, даже переходит на шепот, но каждый звук, слетевший с тонких губ, иглой вонзается мне в уши.

— Поч-чему бы мне не познакомиться с красивой девушкой? Я — парень хоть куда и вообще…

— Она не для тебя. Понятно, да?

Ришиан сжимает запястье глашатая и точным рывком притягивает к себе, лишая меня опоры. Но падать еще рано: падать следует аккурат после того, как две женщины сливаются в страстном и глубоком поцелуе, не стесняясь моего присутствия. Пальцы гаккара нежно тонут в жемчужных кудрях, а глашатай словно боится шевельнуться, но лишь из страха доставить неудобство своему… своей партнерше.