Паутина долга

Вьер, расценив мою заминку по-своему, добавила гвоздей в крышку гроба:

— Да еще ночное происшествие… Кто приходил в лазарет? Тот же убийца?

— Не думаю. Он не стал бы сбегать, если верны ваши сведения о неограниченном количестве игл.

— Поясните.

— Сбежавший решил, что попал в засаду. Потому, собственно, и сбежал. А «белошвейка» легко уложила бы всех присутствующих в комнате.

Женщина согласилась:

— Разумный довод. Но главного он не объясняет. Причину. А мне думается, причина та же, что и в первом случае.

— Та же?

— Да. И эта причина — вы, юноша. Кто-то желает вашей смерти, а поскольку сие желание весьма серьезно, вы должны хотя бы догадываться, кто.

— Моей смерти? Но разве ночной гость обязательно был убийцей? Вам же не известно, кто приходил в лазарет. Или… — осекся я, поймав спокойный и уверенный взгляд вьера.

— Или, юноша. Или. Сегодня поутру было найдено тело, при жизни принадлежавшее довольно успешному наемному убийце. Горло было перерезано, язык вытащен наружу и кинжалом приколот к груди. Очень выразительный способ убийства, не правда ли?

Я содрогнулся еще до того, как женщина закончила свой рассказ:

— Так казнят не выполнившего особый заказ. Мол, клялся, и не сдержал слово.

— Особый? В чем же его особенность?

— Заказ, исключающий ошибку. Любую. А поспешное бегство с места несостоявшегося преступления хуже ошибки.

— Но почему вы уверены, что…

Вьер снова взяла в руки спицы и скучным голосом добавила:

— В складках одежды и на коже убитого были найдены частички пыли, полностью совпадающие с той, в которую превратилась штукатурка на месте пролома. Этот человек был в лазарете. Был в вашей комнате. Приходил увидеться с вами и… Убить?

Уж точно, не веселые истории рассказывать. По спине начинают стайками ползать мурашки, и я едва не решаюсь признаться во всех своих прегрешениях, но случай решает иначе: раздается стук в дверь и вежливое, с некоторой долей робости:

— Разрешите войти?

— А, вот и мой милейший подчиненный! — Удовлетворенно кивнула женщина. — Входите, юноша, конечно же, входите!

Еще звуча из-за двери, голос показался мне знакомым, а уж когда его обладатель, светловолосый и кареглазый молодой мужчина с мрачным выражением лица вошел в комнату, я понял, почему вьер разговаривала со мной по-домашнему, а не в традициях покойной управы, красочно явленных мне надзорными. Потому что к старой женщине подошел и, почтительно поклонившись, передал сложенные пополам листы бумаги не кто иной, как мой жилец. Первый и, пожалуй, самый спокойный. Кайрен, старший тоймен Плеча дознания.

Нить одиннадцатая.

Крылья беспечности

Хлопнули над головой.

Взлет? Падение?

Снисхождение было проявлено лишь к состоянию моего тела, выразившись в неспешном шаге. Душевное же равновесие и прочие штуки, не менее важные для существования, но почему-то никогда не принимаемые в расчет, не заслужили жалости: едва лазарет скрылся из вида за поворотом улицы, я, не успевший отдышаться после одного допроса, нарвался на другой.

— Ты всегда так весело проводишь праздники?

Ехидства в голосе Кайрена было хоть отбавляй, и мне невольно захотелось поддержать заданный тон:

— Конечно! Ты еще не видел, как я встречаю Летник!

Впрочем, попытка пошутить успехом не увенчалась: тоймен только бросил в мою сторону быстрый взгляд, равно обиженный и укоризненный.

— И вообще, ты мне должен.

— Правда? Когда же я успел задолжать? И главное, чем хочешь принять оплату?

Кайрен дернул головой, словно стараясь избавиться от колючих объятий шарфа:

— Я серьезно.

— Я тоже. Случилось что? Расскажи уж, сделай милость!

Ритм ходьбы стал еще медленнее, видимо, чтобы соответствовать торжественности момента.

— Той ночью, когда ты… когда тебя с дыркой в груди приволокли в лазарет, у меня была жуткая почесуха.

— Что-что?

— Почесуха! — Кайрен негодующе фыркнул. — Знаешь, кожа вспухает такими мелкими красными бугорками и начинает прямо-таки гореть. Иногда и в кровь раздираешь, чтобы от зуда избавиться.

Вообще-то, зуды бывают разные. Точнее, разными бывают причины их возникновения. Но раз уж жалобы на здоровье излагаются мне, а не управскому лекарю или городскому мастеру, дорого берущему за свои услуги (зато сохраняющему в тайне имя посетителя и название болезни), можно биться об заклад: я — главный виновник. По мнению болящего.

— Ну?

— Подковы гну! — Огрызнулся Кайрен. — Ты пробовал что-нибудь делать, когда чешется то рука, то нога, то… Все тело, в общем. Пробовал?

Представляю себе картинку. Забавная. Но смеяться буду позже.

— Признаться, нет.

— И я бы не хотел пробовать. Никогда. Но из-за чьей-то подлянки… Ладно, слушай дальше: зуд не унимался, и меня отпустили до утра — переждать либо подлечиться. Как думаешь, куда я отправился?

— Ума не приложу.

— То-то и оно, не прикладываешь! — обрадованно согласился Кайрен. — Я пошел домой в надежде смыть с себя почесуху, завалиться в теплую постельку и соснуть, раз уж вьера посетил приступ великодушия. Но все мои надежды разбились вдребезги. И знаешь, обо что?