Паутина грез

Я заснула. Но неожиданно меня разбудил вспыхнувший в гостиной свет. В спальне был полумрак, но, поспешно сев, я увидела, что в дверях стоит Тони. Освещение не позволяло разглядеть его лицо. Внезапно он расхохотался. Я онемела. Сердце истошно забилось.

— Что, опять заперлась от меня? — сквозь смех проговорил он. Неужели он принимает меня за мою мать? Неужели он решил, что это Джиллиан вернулась раньше срока?

Тони вытянул вперед руку и позвенел ключиком.

— Удивлена? Да, я ведь никогда не говорил тебе, что давно уже сделал дубликат, чтобы навестить тебя, когда мне окончательно надоест твоя… твои глупые капризы. Ты запираешься от меня, от своего законного мужа, ты не позволяешь мне входить в твою спальню тогда, когда я этого хочу, ты осмеливаешься оспаривать мои супружеские права! Все! Я устал. Хватит делать из меня мальчишку и дурака. При первых наших встречах я был для тебя хорош и желанен. Теперь мы поженились, ты вынудила меня подписать тот безумный брачный контракт и думаешь, что я полностью в твоих руках? Что я твой раб? И ты можешь гонять меня? Не выйдет. Довольно! Я пришел, чтобы воспользоваться тем, что по праву принадлежит мне. Кстати, обещаю, ты не пожалеешь…

Тони двинулся к постели.

— Тони! — громким шепотом произнесла я. — Это не Джиллиан. Это Ли.

Он остановился. Повисла долгая, мучительная пауза. Тони находился спиной к свету, поэтому, при всем желании, я не могла видеть его глаз. Зато почувствовала его смятение.

— Я решила сегодня поспать в маминой комнате. Я так соскучилась без нее. Но она еще не приехала. Поэтому уходи. Уходи сию же минуту. Ты уже достаточно совершил подвигов, чтобы я навеки возненавидела тебя.

Но Таттертон в ответ рассмеялся. Только смех его был не веселым, а нарочито резким. Он заговорил с вызовом и ухмылкой:

— Итак, ты мечтаешь превратиться в свою мамочку! Хочешь стать такой же, как она. Вон ты даже забралась в ее постель, напялила ее ночное белье, надушилась ее духами. Значит, ты мечтаешь быть Джиллиан, мечтаешь быть моей женой! Вот, значит, какие у нас фантазии…

— НЕТ! Я здесь совсем не поэтому. Наоборот, я заперлась в этой комнате, чтобы ты не притащился ко мне! Уходи прочь!

— Ты говоришь совершенно как Джилл. Так же, как она, боишься признать очевидное, боишься отдаться истинному чувству. Понимаю. Это у вас семейное, — с расстановкой молвил отчим.

— Вон отсюда! — в отчаянии выкрикнула я.

Тони только засмеялся.

— Ты заперлась от меня точь-в-точь как Джиллиан. Мне это не нравится. — Он подошел ближе. На расстоянии нескольких футов я почувствовала запах виски. И испугалась еще больше. Мне хотелось сжаться в комок, забиться в угол кровати, и я тщетно пыталась закутаться в одеяло.

— Умоляю, Тони, уходи. Мне страшно. Я не вынесу еще одного раза. Мне дурно делается от одной только мысли, что все это повторится. Прошу тебя, уходи.

— О, ты не должна так себя настраивать. Свои страхи ты должна побороть. Вот, значит, почему ты запираешь дверь на ключ, вот почему ищешь отговорку за отговоркой, вот почему идешь на всякие уловки, лишь бы избежать меня… — произнес Тони, очевидно, вновь принимая меня за мать.

— Очнись, Тони! Я не Джиллиан. Я Ли. Понял? Ты хоть слышишь меня? Ты хоть понимаешь что-нибудь?

— Как ты хороша в пылу негодования… но негодование — это тоже страсть. Ты чувствуешь, как страсть переполняет тебя? Ты исходишь вожделением, похоть уже лишает тебя рассудка. Ты не должна больше сдерживать свое сладострастие, — заявил Тони и устроился на краешке моей кровати.

Я рывком подалась назад, надеясь, что успею перемахнуть на другой край огромной двуспальной постели и выскочу из комнаты, но Тони оказался проворнее меня. Он как знал, что я собираюсь предпринять, поэтому накрепко сжал мои запястья, да еще с вывертом, так что я вскрикнула от боли. Уже и речи не было о том, чтобы натянуть на себя одеяло. Спустя мгновение он выпустил руки, но только для того, чтобы навалиться на меня всей тяжестью своего мощного молодого тела.

— Погляди, какая дивная ночь! Как в сказке… О такой ночи можно мечтать. Она берет в свои объятия любовников и вдыхает в них жар…

— Но мы-то не любовники! — сквозь слезы выдавила я.

— Мы с тобой самые настоящие любовники. Навеки мы связаны с тобою силой любви и силой искусства.

— УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! — завопила я, когда он начал гладить мне бедра. — Я обо всем расскажу матери! Она все узнает. Узнает о том, что ты вчера сделал со мной! Она возненавидит тебя! Она бросит тебя! — кричала я. Откуда-то взялись силы. Гнев, наверное, сильнее страха.

Но Тони опять тихо рассмеялся: