Паутина и скала

Конечно, еще бы; потому что ты не уплатила бедной девчонке в субботу вечером три доллара, царственное вознаграждение за усердную работу в поте лица по четырнадцать часов семь дней в неделю; потому что у тебя «из головы вылетело», потому что ты не могла расстаться сразу с такой кучей денег – разве не правда? – потому что решила подержать у себя эти деньги еще немного, так ведь? – оставила их полежать у себя в чулке еще немного, так? – разбила этой бедной дурочке сердце как раз в субботний вечер, когда она только и помышляла о жареной рыбе, джине и своем ухажере, потому что тебе захотелось не расставаться еще немного с этими тремя смятыми, скомканными, засаленными долларами. Ты решила выделять ей по одному – сегодня вечером доллар, в среду вечером доллар, в пятницу то же самое…вот и разрывайся теперь на части. А мой отец расплатился бы, притом сразу, и негритянка бы его не подводила. И все потому, что ты женщина с мелочной женской прижимистостью, с мелочным женским отношением к прислуге, с женским эгоизмом, с бесчувственным отношением к немо страдающей, скорбной душе мужчины – поэтому будешь в растерянности беспокоиться, волноваться, суетиться и звать меня:

– Эй, мальчик! – фу ты! – Подумать только, что она сыграла со мной такую шутку! – Послушай – детка! Детка! – я не знаю, как быть – осталась совсем одна – придется тебе сейчас сбегать, срочно поискать кого-то.

Как! Ты зовешь меня от прохлады, от приятной нежности прохладной травы, чтобы я потный носился по негритянскому кварталу в безобразном оцепенении дня, по запекшейся глине, глине, где нет ни травы, ни деревьев; чтобы дышал вонью и кислым запахом, вдыхал противную негритянскую вонь, кислый запах негритянских помоев и сточных канав, негритянских лачуг и уборных; терзал душу и зрение видом сопливых негритят, измазанных навозом и так скрюченных рахитом, что их ножки похожи на резиновые колбаски; значит, мне искать, стучаться в двери лачуг, упрашивать, уговаривать ради того, чтобы найти другую угрюмую девку, которая будет приходить, потеть по четырнадцать часов семь дней в неделю – и всего за три доллара!

Или, может быть, я услышу:

– Фу ты, мальчик! Кто мог подумать, что он сыграет со мной такую шутку! – Я забыла вывесить знак – но думала, развозчик знает, что мне нужно двадцать фунтов! – Хоть бы спросил! – так нет, проехал мимо, ничего не сказав, в холодильнике нет ни ледышки, а на ужин у нас мороженое и холодный чай. Придется тебе сбегать в ледохранилище, принести хорошую глыбу за десять центов.

Ага! Хорошую глыбу за десять центов, перевязанную шпагатом, который врезается, как бритва, в мою потную ладонь; глыбу, которая измочит мне всю штанину; которая колотит, трет, царапает, холодит мое несчастное колено, покуда не сдерет кожу до мяса; по голым, чувствительным ногам ползут холодные струйки, а это лишает меня всякой радости жизни, заставляет клясть день своего рождения – и все потому, что ты забыла «вывесить знак», все потому, что ты не подумала о двадцати фунтах льда!

Или это будет наперсток, или коробка иголок, или катушка ниток, в которых ты срочно нуждаешься! И я должен «сбегать» куда-то за такой вот мелочью, за содой, солью или сахаром, фунтом масла или пачкой чая!

Ради Бога, никаких наперстков, никаких катушек! Если я должен отправиться куда-то с заданием, поручи мне мужскую работу, дай мужское поручение, как делал мой отец! Отправь меня с одним из его негров привезти телегу ароматных сосновых бревен, править двумя серыми мулами! Отправь меня за телегой песка к реке, где я буду ощущать запах теплого желтого потока, перекрикиваться с купающимися ребятами! Отправь в город на его склад стройматериалов, на Площадь, где искрятся под солнцем машины. Отправь купить что-нибудь на городской рынок, там пахнет рыбой и устрицами, там прохладная зелень овощей, холодное, развешенное на крюках мясо, мясники в соломенных шляпах и забрызганных кровью фартуках рубят и режут. Отправь меня к жизни, к делу, к свету дня; только ради Бога, не мучь катушками, нитками, запекшейся глиной и неуклюжими рахитиками негритянского квартала!

– Сынок, сынок!.. Куда запропастился этот глупый мальчишка!.. Слушай, мальчик, тебе придется сбегать…

Джордж бросил мрачно-задумчивый взгляд в сторону дома. Ничего не говорите, милостивая леди; никуда я не сбегаю. Сейчас три часа, и я хочу побыть в одиночестве.

С этими мыслями, чувствами, словами он перекатился, скрылся из виду под «надежную» сторону дерева, с наслаждением зарылся голыми пальцами ног в прохладную зеленую траву, подпер ладонями подбородок и принялся созерцать свою маленькую трехчасовую вселенную.