Паутина и скала

В палате были четыре белые стены, койка, тумбочка, лампа, туалетный столик и стул. Стены были высокими, квадратными, потолок тоже был белым, словно пробел времени и памяти, и все блистало чистотой. Ночами, когда светила только лампа возле койки, высокие белые стены и потолок лишались своей яркости, их заливала, тускнила тень темного абажура. И это гармонировало с ожиданием и шумом дождя.

Над дверью висело распятие с мучительно скрюченными пальцами, косо приколоченными ступнями, искривленными бедрами, выступающими ребрами, изможденным лицом и смиренным страданием Христа. Это изображение, столь жестокое в сочувствии, столь изможденное, искривленное, смиренное в этом парадоксе сурового милосердия, этот роковой образец страдания был до того чужд Пайн-Року, Джойнерам, баптизму, всем знакомым ему распятиям, что наполнял Джорджа чувством непривычности и смущенного благоговения.

Потом в этой вечности унылого ожидания наступил беспокойный перерыв. Джордж ворочался на жестких простынях, взбивал подушку, раздраженно поправлял одеяло, клял неудобство покатого матраца, из-за которого верхняя часть его тела постоянно находилась в приподнятом положении. Провел пальцами по бинтам на выбритой части головы, ощутил бугорки струпьев и, бранясь, сунул руку под повязку, туда, где оставались волосы, к дергающей боли той раны, которую не обнаружили; и внезапно вскипев слепой, безрассудной яростью, поднялся, решительно подошел к двери и громко закричал в тишину сонного коридора:

– Иоганн!.. Иоганн! Иоганн!

Тот появился и пошел к пациенту по ковровой дорожке окрашенного в зеленый цвет коридора, сильно прихрамывая. Хромота его тоже привела Джорджа в ярость, потому что Беккер хромал на ту же ногу; на войне Иоганн был денщиком Беккера, оба получили ранения и оба хромали одинаково. «Они все хромают?» – подумал Джордж, и эта мысль привела его в бешенство.

– Иоганн.

Тот подошел, хромая. Лицо его, широкое, полное, толстоносое, неприглядное, было исполнено протеста, увещевания и недоуменного беспокойства.

– Was ist?[37]

– Verbindung[38]^*.

– Ах! – Он посмотрел и укоризненно сказал: – Вы ее сдвигали!

– Но я verletrt[39]^** еще в одном месте! Посмотрите! Скажите Беккеру, что он не заметил одной раны!

И приставил к ней палец, указывая.

Иоганн пощупал; потом рассмеялся и покачал головой:

– Nein, это всего-навсего Verbindung!

– Говорю вам, я verletrt! – выкрикнул Джордж.

Торопливо простучав каблуками по зеленому ночному коридору, вошла ночная Мать Настоятельница, ее открытое лицо утопало между огромными накрахмаленными крыльями шляпки.

– Was ist?

Джордж, немного смягчась, указал:

– Здесь.

– Там ничего нет, – сказал ей Иоганн. – Его беспокоит повязка, а он думает, что там рана.

Монахиня коснулась легкими пальцами указанного места.

– Рана, – сказала она.

– Nein! – воскликнул изумленный Иоганн. – Но Негг Geheimrat говорил…

– Там рана, – сказала монахиня.

О, как приятно это подтверждение, словно предвестие близкой победы – знать, что этот доктор-мясник один раз ошибся! Этот хам с презрительной речью, этот грубиян с кабаньей шеей и пальцами мясника – ошибся! – ошибся! Ей-богу! – раны, шрамы, повязки – для него все едино! Хромой мясник с жестокими пальцами один раз в своей треклятой мясницкой жизни – ошибся!

– Verletrt, ja!.. И у меня жар! – злорадно сказал Джордж.

Монахиня приложила легкий, прохладный палец к его лбу; и спокойно сказала:

– Nein Fieber![40]

– Fieber? – обратил к ней широкое, недоуменное лицо Иоганн.

Монахиня со строгим, как всегда, лицом ответила спокойно, серьезно, безжалостно:

– Nein Fieber. Nein.

– Говорю вам, жар есть! – воскликнул Джордж. – А Geheimrat – сдавленно: – Да! Великий Geheimrat Беккер…

Монахиня сурово, негромко, со строгим упреком произнесла:

– Негг Geheimrat!

– Ладно, Негг Geheimrat! – не смог ее обнаружить!

Сурово, спокойно:

– Жара у вас нет. А теперь возвращайтесь в постель!

Монахиня вышла.

– A Geheimrat! – повысил голос Джордж.

Иоганн твердо посмотрел на него. Его некрасивое немецкое лицо застыло в спокойном выражении протеста против нарушения приличий.

– Прошу вас, – сказал он. – Люди спят.

– Но Geheimrat…

– Herr Geheimrat, – спокойно и подчеркнуто, – Herr Geheimrat тоже спит!

– Иоганн, так разбудите его! Скажите ему, что у меня жар! Он должен прийти! – и внезапно задрожав от гнева и оскорбленности, Джордж закричал в коридор: Geheimrat Беккер… Беккер! Где Беккер!.. Мне нужно Беккера!.. Geheimrat Беккер – о, Geheimrat Беккер, – насмешливо, – великий Geheimrat Беккер – вы здесь?

Возмущенный нарушением приличий Иоганн схватил Джорджа за руку и прошептал:

– Тише!.. С ума сошли?.. Herr Geheimrat Беккер не здесь!

– Не здесь? – Джордж изумленно уставился в широкое лицо.

– Не здесь?

– Нет, – безжалостно, – не здесь.

Не здесь! – хромой мясник не здесь! - не на своей бойне! Бритый мясник с покрытым шрамами лицом, выбритой головой, морщинистой шеей – не здесь! – где ему положено находиться, хромать по коридорам, зондировать толстыми пальцами раны – на своей бойне, мясник не здесь!