Паутина из шрамов

По прошествии двадцати дней я вернулся домой к маме в Лоуэлл, чувствуя себя совершенно другим, по сравнению с приездом. Мне было двадцать четыре, и я был полностью чист впервые с одиннадцати лет. Я мог спать по ночам, и мы с мамой радовались приходу следующего дня. Мой отчим Стив всегда меня поддерживал, так же, как и мои сёстры. Я чувствовал себя довольно хорошо, что странно, если принимать во внимание всё, что я разрушил в своей жизни. В тех собраниях было очень много оптимизма, исходящего от людей, освободившихся из собственных внутренних тюрем, всё казалось свежим и новым.

У Стива было много старых тренажёров, я их восстановил и немного занялся своим телом. Я совершал долгие прогулки и играл с собакой. Я так давно не чувствовал себя нормально, я ни за кем не гнался, никому не звонил, не встречался с кем-то среди ночи, чтобы уговорить его продать мне наркотики. Удивительно, но ничто подобное не приходило мне в голову.

В период моего пребывания в Армии Спасения, я осознал, что если я не хочу продолжать то, чем занимался ранее, то мне придётся расстаться с Дженнифер. Я действительно хотел оставаться чистым, я не обвинял её в своих проблемах, но знал, если останусь с ней, мои шансы остаться чистым резко уменьшатся.

Я продолжал посещать собрания, когда жил с мамой, и понял, что алкоголизм и наркозависимость это самые что ни на есть болезни. Когда ты осознаёшь, что состояние, которое ты называл безумством, имеет название и описание, тогда ты понимаешь проблему и можешь с ней бороться.

Настоящее физиологическое облегчение наступает от осознания того, что именно с тобой не так, и почему ты пытался какими-то странными методами лечить себя притом, что ты уже достаточно взрослый, чтобы найти нужное лекарство. В самом начале я понимал не все концепции и пытался срезать углы, поступать только так, как хочется мне, делать всё урывками и не выполнять всю работу, которую мне поручали. Но мне нравились эти новые ощущения, и я во многом раскрылся. Кроме того, на меня накатывали волны сострадания по отношению к остальным бедным безумцам, которые разрушали свои жизни. На собраниях я смотрел на людей и видел красивых молодых женщин, которые превратились в скелеты оттого, что не могли завязать с наркотиками. Я видел людей, которые любили свои семьи, но не могли остановиться. Всё это привлекало меня. Я решил, что хочу стать частью того, с помощью чего эти люди могут получить шанс спастись и вернуть себе свои жизни.

Пробыв в Мичигане месяц, я решил позвонить Фли, просто чтобы спросить, как дела. Мы поприветствовали друг друга, а затем я рассказал ему о моих ломках, собраниях и о том, что я уже не принимаю наркотики.

— Что значит ты не принимаешь наркотики? — спросил Фли, — Совсем ничего? Даже траву?

— Да. Я даже не хочу. Это называется умеренность, и мне это нравится, — ответил я.

— Это какое-то безумие. Я так счастлив за тебя, — сказал он.

Я спросил, как шли дела у группы, и он сказал мне, что они взяли нового вокалиста с татуировками. Но по его голосу я мог сказать, что он им не очень нравился. Меня это особо не волновало. Никаким путём, не при каких обстоятельствах я не пытался вернуться в группу.

Фли, должно быть, услышал что-то в моём голосе в тот первый звонок, это что-то он не слышал с тех пор, как мы учились в средней школе. Меня удивляло то, что, почувствовав себя хорошо, я не пытался найти способ вернуться в группу, это было непохоже на меня. Но тогда мне было действительно всё равно, вернусь я или нет. Это было лёгкое чувство ожидания от ситуации любого исхода, а это уж точно было непохоже на меня, потому что я помешан на контроле над всем. Обычно я знаю, чего хочу, и хочу это немедленно. В тот момент я освободился от своего эгоистичного поведения.

Через несколько дней Фли позвонил мне.

— Может быть, ты хочешь приехать и сыграть с нами пару песен, чтобы понять, каково это, вернуться в группу? — спросил он.

В ту минуту я впервые увидел перед собой такую возможность. Я пробормотал:

— Ого, хммм. Да, я бы хотел. Я на самом деле только об этом и думаю.

— О’кей, возвращайся, и давай приступим к работе, — сказал Фли.

Я сел на самолёт в сторону дома и вёз с собой абсолютно новую волну энтузиазма в отношении своей новой жизни. Я решил написать песню о своём месячном опыте собраний, очищения и победы в битве против моей зависимости. Сейчас я оглядываюсь на то время, и это кажется наивным, но на том этапе моей жизни я действительно чувствовал это. Я взял блокнот, посмотрел из иллюминатора на облака и стал изливать на бумагу эту реку слов, которая текла сквозь меня.

Из Fight like a brave: