Паутина из шрамов

— Мы Red Hot Chili Peppers, пришли встретиться с Эриком Гринспеном, — сказал я.

— Ну, я даже не знаю, позвольте мне… — она казалась озадаченной.

По какой-то неизвестной причине мы решили ошарашить её. Мы развернулись, крикнули:

— Мы Red Hot Chili Peppers, чёрт возьми, и мы хотим увидеть Эрика! — и сняли штаны. Прямо в тот момент выбежал Эрик и пригласил нас в свой офис. У него на стенах были отличные картины Гэри Пэнтера. Он сказал, что работал с Гэри, а также с некоторыми регги исполнителями, такими как Burning Spear.

Я начал прямо в лоб:

— У нас нет контракта на запись, у нас нет денег. У нас есть только менеджер, и нам нужен юрист.

Эрик даже не вздрогнул:

— О'кей, я буду вашим юристом, вам не нужно мне платить, пока вы не заработаете реальных денег, и потом мы сможем заключить стандартную пятипроцентную сделку.

Итак, он стал нашим юристом, и не заработал ни гроша до тех пор, пока мы не начали делать реальные деньги. Он до сих пор наш юрист. Этот парень большая редкость в деле, которым он занимается. Мы ни для кого не выглядели дойной коровой на том этапе. Самыми популярными и зарабатывающими деньги в тот момент были такие группы как Poison, Warrant и RATT. Вот что было у кассовых аппаратов. Мы были просто анти-всем. И мы, вероятно, анти-зарабатывали деньги в то время.

За пять месяцев мы уже отметились в музыкальной жизни Лос-Анджелеса. О нас писали в Лос-Анджелес Таймс, и мы играли на таких уважаемых площадках как клуб «Линжери». Чем более известными мы становились, тем более Ли Винг упрекал Фли за то, что он играл в двух группах. Я помню, как он однажды позвонил и спросил: «Ты будешь в моей группе, или останешься с другой группой?» Фли сказал: «Ну, я собирался быть в обеих, но если ты так ставишь вопрос, тогда я просто останусь в своей».

Однажды в августе мы с Фли пошли на вечеринку какого-то претендующего на тонкий вкус журнала в доме на Голливудских Холмах. Я надел рваный фланелевый верх от пижамы, а мой отросший ирокез упал на одну сторону. Мы отлично проводили время, тусуясь на заднем дворе, когда я посмотрел в дом и увидел это космическое существо, молодую девушку. Она двигалась как какая-то принцесса, медленно, со сложенными по бокам руками. На ней был гигантский диск шляпы с большими переливающимися драгоценностями вокруг короны. Она была одета в неподходящее, футуристически выглядящее мешковатое платье, сделанное из бумаги. Она была немного полновата, но красива.

И у неё был этот чудесный магнетизм, ходить вокруг и разговаривать целеустремленно, но медленно, как будто она была Алисой в Стране Чудес, а остальной мир не существовал. Но в ней также чувствовалась панк-рок версия Мэй Уэст, испускающая эту яркость и вызывающую, нахальную, неосязаемую энергию. Как раз тот тип девушки, который мне нравился — в общем, странное создание.

Я вошёл в дом и дёрнул её за хвостик или сделал ещё что-то, что делают парни, когда видят нравящуюся им девушку и не знают, как с ней поговорить.

— О Господи, ты кто? — спросила она.

Мы начали разговаривать, она говорила загадками, не давала мне прямых ответов. Оказалось, её зовут Дженнифер Брюс, она была модным дизайнером и спроектировала собственную модель шляпы Зорро. За несколько минут меня унесло её присутствием, её аурой и её взглядами на моду. В городе, где среди людей было распространено пытаться быть разными, вести себя по-разному и быть всем этим и всем тем, жила личность, которая справлялась с этим с лёгкостью, потому что она была прирождённым супер-фриком, чьей тенденцией в жизни было выглядеть как внутренняя сторона ракушки.

Она не таяла в моих руках; она держала меня на расстоянии. Не думаю, что она дала мне свой номер телефона, но я настаивал.

— Давай, у тебя нет выбора. Ты будешь моей девушкой, нравится тебе это или нет, — сказал я.

Она должно быть что-то почувствовала, потому что позволяла мне продолжать процесс, но потом исчезла, и я ушёл в новом направлении. Однако она ярко отпечаталась в моём сознании.

Я посещал и другие события, одним из которых было открытие группы Oingo Boingo в Амфитеатре Universal. Oingo Boingo происходили из той же клубной сцены, где были мы, и просто продолжали развиваться. Они не были нашей самой любимой в мире группой, но у них были некоторые интересные инструментальные произведения. Мы знали их трубача, и он предложил нам место в открытии их большого шоу. И вот мы были здесь без контракта на запись, с репертуаром в десять песен, и мы собирались играть не в клубе перед двумястами зрителями, а перед четырёхтысячной аудиторией.