Паутина из шрамов

Перед отъездом, группа купила красивый, синий с белыми полосками, минивэн шевроле. Линди получил его от церковной группы, он был большой и мощной полноприводной тачкой, от которой срывало крышу. Несколько раз когда Линди давал мне сесть за руль, я почти взлетал. Боб Форест вёл минивэн на наш первый концерт в Детройт. Боб был талантливым автором песен и артистом, но он предложил сопровождать нас в дороге, поэтому мы наняли его. Но Боб за рулём нашего минивэна на дорогах страны, это не так просто, как кажется. Это был парень, который не мог накопить и пяти долларов. Он случайно растрачивал любые деньги, которые ему давали, на самые бесполезные вещи, которые никак не были связаны с бензином, маслом или местом проживания. Поэтому по приезду в Детройт он стал пьяной развалиной.

— Как так вышло, парни, что вы летели, а мне пришлось ехать? — спрашивал он.

— Потому что мы наняли тебя везти оборудование. Это твоя работа, — говорили мы ему.

И нам постоянно приходилось выслушивать от него: «Я, конечно, счастлив быть здесь, но идите на хрен, парни, я должен выступать».

Наше первое шоу было в прекрасном старом месте, которое называлось Сент-Эндрюс Холл. Тогда мы проводили саунд-чек почти перед каждым шоу, если это было реально возможно. Джек был настолько дотошным, насколько можно. Он придирчиво указывал на каждую мыслимую проблему. «Этот шнур только восемь футов в длину, а должен быть двенадцать, потому что мне нужно стоять здесь и слышать нужный звук из моих мониторов, и мне нужно найти мой «Фингериз», потому что в дороге струны стали сухими». Мы были готовы сойти с ума и разнести это место, а он стоял там и протирал лады на гитаре.

Мы начали проверять звук True Men, и несмотря на то, что публики не было, я начал отрываться с первой ноты, просто чтобы настроиться. Должно быть, я сделал неловкое движение в танце так, что выдернул штекер или толкнул гитару, или толкнул его, или вырубил его педаль. Это было не специально, но он ушёл. Он ушёл со сцены и сказал:

— Я не могу быть в группе, где так проходят саунд-чеки. Дайте мне билет на самолёт до дома.

Линди сгладил конфликт, и Джек сыграл тем вечером.

Джек обвинил меня в том, что я специально пытался выдернуть шнур из его педали. Но невозможно контролировать танец, когда крутишься как волчок. Я никогда не проявлял физическую агрессию по отношению к нему. Для меня и Фли неотъемлемой частью сценического опыта было испытать боль. То есть, если было больно, то это знак, что выступление было значимым. Если спускаешься со сцены с кровью на голове или теле, то ты выполнил свою работу, ты пошёл туда и выложился на все сто. Сцена — это сцена, это не место для ограничений. А Джек один раз даже провёл линию на сцене и сказал мне не нарушать его пространство. Но зачем отрезать себя от своего друга и музыканта духовно или физически?

Прямо в начале тура я знал, что наши отношения с Джеком не сложатся. Мы набивались в синий минивэн, ездили из города в город, вообще не зарабатывая денег. Фли рвал струны на басу каждый вечер, а басовые струны довольно дорогие. И он сказал:

— Я бы хотел обсудить кое-что. Мне приходится менять струны на басу перед каждым концертом, это слишком много в день, и я думаю, это должно быть общим расходом группы.

Джек затрезвонил:

— Это не расходы группы. Ты выбрал этот инструмент. Я не буду скидываться на басовые струны.

Фли почти напал на него там в фургоне.

Во время тура случалось много странностей. Мы играли в Гранд Рапидсе, и старый друг моего папы Алан Башара был промоутером. Он организовал нам концерт в месте под названием Громовой Цыпленок где-то на окраине. Это была большая провинциальная лачуга, где обычно проходили концерты кантри или кавер-групп REO Speedwagon. Даже то, что вся моя семья и родственники были там, не останавливало нас в нашем привычном шоу. Тем вечером Фли выпил пару бутылок пива перед концетом, а также он не совладал с ликёром, поэтому прямо на сцене он вынул свой член из штанов. Это было не просто высунутым из штанов членом, это было восклицательным знаком в конце песни. Но родители закрыли детям глаза, и люди ринулись к выходу.

Мы уехали из города, и на следующий день в местной газете появилась статья с огромным заголовком: «ЕСЛИ БЫ У МЕНЯ БЫЛ ТАКОЙ СЫН, Я БЫ ЕГО ЗАСТРЕЛИЛ». Все местные церковники только и говорили о том, насколько ужасными мы были, что мы были дьявольским семенем. Моя мама так это не оставила. Она ответила с горячим материнским сердцем и написала письмо редактору: «Вы не знаете моего сына. Он один из лучших людей на Земле. Его способность сострадать и помогать его ближнему выше всего, что вы делали в жизни. Я настаиваю на том, чтобы вы взяли назад все негативные слова, которые вы сказали о моём мальчике».