Паутина из шрамов

— Да, я буду в группе, но я оставлю волосы так. — настаивал он, и мы согласились. Мы решили, что тот, кто спокойно выдержал все наше отношение к нему, не окажется сукой. Потом мы узнали, что настоящая причина, по которой он не побрил волосы, это потому что они у него редели, и он прятал это за своей банданой. В любом случае, это был еще один важный день в нашей истории, потому что теперь у нас был барабанщик, на которго можно положиться и который был отличным человеком.

Теперь мы могли приняться за работу.

Глава 9 Реформация

О записи альбома «Mother's Milk», об отношениях с Джоном и Чедом, пришедшими в группу в этот период, о контракте с Warner Brothers, знакомстве с Риком Рубином, отношениях Энтони и наркотиках

Так как Джон был таким молодым и неопытным, мы иногда над ним прикалывались. Он был парнем, который проводил большую часть своей молодой жизни в своей комнате играя на гитаре, так что жизнь в рок-группе была еще неизведанной. Фли и я постоянно дразнили его, называя его «зелененьким» или «Зеленый Человек» или «Зеленый Шершень». Годы спустя Джон признался мне, что все эти подколы сделали его очень застенчивым, но в то время мы не имели представления о нашем влиянии на него.

Фли и я не хотели, чтобы он чувствовал себя неуверенно. Просто все эти «зеленые» названия говорили о нашей любви к нему. Если у тебя больше чем одно прозвище, это значит что ты в наших сердцах, и мы тебя уважаем. Мы дразнили его, потому что любили этого парня и были так рады, что в наших жизнях теперь была его креативная энергия. И если мы дразнили его в грубой форме, это было только для того, чтобы не показывать, как он нам важен. «Чей номер телефона ты набираешь чаще всего, к кому домой ты ходишь чаще всего и с кем ты делишься своим опытом чаще всего», было очевидно, что я восхищался этим молодым человеком.

Недавно мы с Джоном говорили о том, что если все происходило не так, как я хотел, я игнорировал его. Это был не очень здоровый вариант решения проблем, но надо помнить, что Джон из семнадцатилетнего неузнаваемого ребенка превратился в члена группы The Red Hot Chili Peppers. И он настолько же, если даже не больше, плохо относился к окружающим его людям. Ко мне постоянно подходили люди и говорили: «Твой гитарист — ублюдок. Он трахнул эту девчонку, а потом выкинул ее посреди ночи из дома и сказал чтобы она больше не возвращалась». Я никогда не видел, чтобы он такое делал, поэтому защищал его. Я признавал его сукинский характер, потому что он был таким молодым и проходил через такие резкие изменения.

Чеда никто каждый день не критиковал, потому что мы не были с ним так близки. До сих пор он остается человеком в себе. У него был другой путь решения обычных проблем «новеньких» и это было «Они мне не нужны, я их не знаю, у меня есть своя жизнь». Он никогда не хотел быть в нашем кругу. Он лучше бы бегал со своим же типом, а этот тип людей был совершенной не похож ни на меня, ни на Фли. Чед показал нам очень мало из того, кто он есть, откуда он и какие у него мысли. К примеру, он был в Red Hot Chili Peppers с 1988 года, и только в конце 2003 я узнал, что Чед покинул Мичиган чтобы приехать в Голливуд и стать сексуальным фронтменом. Мы никогда не разговаривали по душам, и я никогда не знал о его фантазиях, мечтах и надеждах. Чед приходит на работу, он веселый и дружелюбный. Я считаю его одним из этих странных великих людей, которые сохраняли нашу группу в трудные времена.

Если говорить об одежде, то его вкус очень отличался от нашего, и я постоянно дразнил его на этот счет. К счастью, он перестал укладывать свои волосы суперспреем, когда стал участником группы, но вместо того, чтобы идти и тусоваться в панк-рок клубе, как например «Small’s» со мной и Фли, он шел в «Motley Crue bar». Туда он одевал смешные джинсы с ремнями и ковбойскими сапогами, играл в бильярд и приударял за девочками-рокершами. Люди видели его и потом рассказывали мне, что волосы у него были покрыты спреем и стояли выше чем у девочки, но на следующий день он приходил в студию в бейсбольной кепке. По своей природе он не был таким хамелеоном, просто он не показывал нам все свои цвета.

Мы нашли что-то общее в музыке. Даже здесь его музыкальное восприятие было другим, но его энергия страсть и сила для создания новой музыки была велика. Он не был авангардным, не слушал очень разную музыку, в основном он держался около рока и поп-музыки, но то, что он играл, было удивительно. У нас никогда не было барабанщика, у которого никогда не садилась батарейка, который всегда готов играть и как можно дольше. Я не могу себе представить, чтобы он чувствовал себя неудобно или застенчиво из-за того, как мы его сначала приняли, как себя чувствовал Джон.