Паутина. Книга 3

— Эрик — одарённый, — мама посмотрела на меня, как на слабоумного. — Странно от тебя такое слышать.

И в самом деле — у меня совершенно вылетело из головы, что даже не очень сильные одарённые вполне способны контролировать репродуктивную функцию. Во всяком случае те, кто не поленился освоить эту несложную методику.

— Забыл просто, — неловко оправдался я. — У нас за это Лена отвечает.

— Мужчины, — закатила глаза мама.

— Ну да, мы бестолковые никчемушники, — покладисто согласился я. — Но мне непонятно, почему Эрик не хочет детей. Чего ему не хватает?

Мама немного поколебалась, явно размышляя, не послать ли нас подальше.

— Он жениться хочет, — всё же решила ответить она.

— То есть он хочет, чтобы дети родились в законном браке, а ты не хочешь — так что, ли? — поразился я. Нет, что за сумасшедший мир, всё здесь у них вверх ногами.

— Что ты мне всё Эрика сватаешь? — недовольно проворчала мама.

— Потому что работа не заменяет семью, это ненормально, — объяснил я. — А Эрик достойный человек, он нам нравится. Мы с Леной не против видеть его в нашей семье.

— Не дави на меня, Кени, — хмуро сказала мама. — И вообще, хватит об этом, я и так слишком разговорилась.

Глава 4

Антон Кельмин выглядел необычно. Если выразиться конкретнее, он выглядел здорово выбитым из колеи, и для него это было действительно очень необычно. Я с любопытством наблюдал за ним, гадая, какая такая чрезвычайная проблема привёл его ко мне настолько срочно, да ещё и в подобном состоянии.

— Дело у меня такое… — он поколебался, пытаясь получше сформулировать свою мысль, но похоже, не очень успешно. — В общем, мои люди, как вы и приказывали, следят за нашими сотрудниками…

— Мне не нравится слово «следят», — заметил я. — Давай лучше говорить «присматривают». Следить за ними ведь и в самом деле не надо. Нужно всего лишь обращать внимание на необычные вещи — странные зачисления на счёт, непонятные знакомства, нетипичную активность. Но продолжай, Антон, извини, что прервал.

— Да, господин, — кивнул он. — Стало быть, мои люди, которые присматривают за Есенией Ждановой, заметили странное поведение. Ну знаете, как бывает у дилетантов, которые опасаются слежки? Они постоянно озираются, резко меняют направление движения, внезапно останавливаются и начинают рассматривать зеркальные витрины. В общем, действуют, как шпионы в визионе, так что всем прохожим сразу становится любопытно, что происходит. Стражникам обычно тоже.

— Стало быть, наша Есения вдруг забеспокоилась о слежке? — заинтересовался я. — Рассказывай дальше.

— Мои люди, естественно, тоже обратили на это внимание. Она немного попетляла, потом села в машину, причём без шофёра, вела сама. Парни проследили её маршрут и выяснили, что она направлялась в Холынку.

— Холынку? — переспросил я.

— Городская тюрьма[5] общего режима для совершивших преступление впервые. Причём преступление не из списка тяжёлых. В общем, тюрьма для мелких преступников.

— И что она там делала?

— Пока не знаем, ищем подходы к сотрудникам тюрьмы. Я прошу разрешения на полную разработку.

— Не надо никакой разработки, Антон, — вздохнул я. — Подходы к тюремщикам ищи, конечно, в жизни всё пригодится. А что касается Есении, то я знаю, что она там делала. Она была у меня буквально час назад и всё рассказала.

— Надо же, как совпало, — удивился Кельмин.

— Я в совпадения не верю, и ты тоже не верь, — посоветовал я. — А вот во что я легко поверю, так это в то, что она засекла твоих парней и решила идти признаваться самой, пока ей не начали задавать неудобные вопросы. Кстати, то, что она заметила слежку, многое говорит о качестве слежки. Не думаю, что она проходила какую-то специальную подготовку, наверняка твои остолопы просто слишком мелькали. Хотя её биографию на всякий случай незаметно проверь.

— Проверю, — кивнул он. — Но я не думаю, что найду там что-нибудь. И скажу прямо, если позволите — я вообще не верю, что есть смысл присматривать за слугами семейства. Мы все клялись на крови, никто из нас просто физически не сможет предать.

— Физически не сможет, говоришь, — усмехнулся я. — Знаешь, Антон, я предпочёл бы тебе это не говорить, но ты обязан знать: клятва не препятствует предательству. Затрудняет, но не так уж сильно. Кстати, в отношении наших сотрудников я предпочитаю слово «нелояльность». «Предательство» — это всё же слишком серьёзное слово, не стоит его употреблять без веских оснований.

— Как это клятва не препятствует предательству? — в полной растерянности переспросил Кельмин. Похоже, я его ввёл в состояние культурного шока — он и мне не может не верить, и принять крушение незыблемой истины тоже не может, вот и разрывается.