Паутина на стекле (СИ)

Владимир поднялся со стула, приветствуя тётушку. Та смело прошла в кабинет, шурша своими траурными одеяниями, которые не снимала вот уже более десяти лет с самой смерти сына в 1825 году. Опустилась в кресло возле стола. Расправила подол платья. Владимир Петрович молча ждал, когда она будет готова и заговорит о том, что тревожит её сегодня. Возможно, это будет что-то действительно стоящее потраченного времени.

- Доброе утро, Володя, - бесстрастно проговорила она, остановив на нем взгляд своих холодных серых глаз.

- Доброе утро, тётушка. Как сегодня Ваше здоровье? Навещал ли Вас лекарь этим утром?

- Пытаешься меня отвлечь? Где сегодня твоя супруга?

- По третьим дням на неделе до обеда Ольга Ивановна навещает своих подопечных в деревне, – моментально ответил он. - Уверен, что и сегодня у нее все по-прежнему.

Пока он говорил, тётушка удовлетворенно покачивалась, будто соглашаясь с его словами, однако грубая полуулыбка, напоминающая легкий оскал животного, говорила об обратном.

- Обманывает она тебя, Володя. Я тебе сразу сказала, черная у нее душа, глаза-то ясные, а душа гнилая. Не будет княжеская дочка детей своих сама кормить, кормилицу сыщет, вон бабы в деревне какие дородные! И якшаться с крестьянами не станет, словно сама только от них сбежала в барский дом. А я тебе сразу говорила, жениться надо было на Софье Дашковой, или в крайнем случай вон на этой, сестре ее старшей, Аннушке, эта хоть ведет себя как положено дворянской дщери. И одевается хорошо, и ребёнка своего воспитывает соответственно.

Екатерина Владимировна завела разговор на излюбленную тему, обсуждая Ольгу. И Владимир слушал её в пол уха, размышляя о своём. Вспоминал, как восемь лет назад пришел свататься в городской дом князя Баранцова. Дед его, граф Соколов, настаивал, что Володе пора жениться и приступать к работе в усадьбе. Он же выбрал для него семью, в которой к апрелю 1831 года было две дочери на выданье, двадцатилетняя Анна и Ольга семнадцати лет. Дед рекомендовал старшую, так как во всем любил порядок и последовательность. Но Анна была на прогулке, и молодой Володя Демидов даже не встретился с ней тогда. А Ольга приглянулась ему с первых минут. Кроткая, ясноглазая, с легким румянцем на высоких скулах и застенчивой полуулыбкой, которую пыталась скрыть, и русые волосы, сплетенные в косы, красиво уложенные вокруг ушей. Брак их хоть и был по расчету, но, как считал Владимир Петрович, это был правильный расчет, потому что прожив с супругой несколько лет, он был искренне к ней привязан, и даже любил. У них уже было трое детей, роды давались ей легко, и он надеялся, что будут еще дети. Он мечтал, что родовое гнездо его возлюбленного деда будет наполнено детским смехом и суетой большого семейства. А еще мечтал о том, что Оленька полюбит его, как женщина любит мужчину, и откроет ему своё сердце один раз и навсегда, как когда-то было в семье его праотца. Покойный граф Соколов прожил с супругой своей Елизаветой Ивановной в любви и согласии сорок девять лет, нажил пятерых детей, и когда она скончалась, он велел прорубить просеку, чтобы видеть из дома родовую усыпальницу в сосновой роще, где была похоронена его жена. При всём трепетном отношении к лесам в своих владениях, любовь к женщине оказалась сильнее. У матушки с отцом однако все было иначе. Отец имел многолетнюю связь с одной придворной дамой, и бедная матушка об этом знала, и не могла найти покоя. Умерла она рано, в тридцать пять лет, и ощущение виновности в этом отца не покидало Володю до сих пор.

- Я надеюсь, ты еще не забыл, чем она тут занималась в твое отсутствие несколько лет назад? А я тебя предупреждала, что принесет она тебе в подоле, да не думала даже, что сразу двоих! Какое бесстыдство, если бы только Папенька знал!

Воспоминания о былом снова унесли Владимира Петровича в прошлое, когда через пару месяцев после рождения Наташи он уехал в Поволжье восстанавливать графские хозяйства, и не возвращался почти два года. На то были причины, каждый раз разные – дела, дороги, происшествия, погода и множество других. И это продолжалось до тех пор, пока не пришло письмо от тётушки, в котором она сообщала любимому племяннику, что жена его молодая увлеклась приезжим графом N, который ныне частенько захаживает то на чай, то на обед, и ставя акценты на том, что Ольга Ивановна утратив в замужестве свой княжеский титул, мечтает о большем, намекала, что подол нынче у супружеских нарядов обширный, и можно кого угодно в нём принести в дом. Юный Демидов в кратчайшие сроки выехал в родную усадьбу. Застал Ольгу Ивановну за игрой с уже подросшей и весело болтающей дочерью. Он не стал выяснять правды. Оленька ни одного шага не сделала из дома после его возвращения, и ему этого было достаточно, чтобы оставить ситуацию так, как есть. Было и было, решил он тогда, сам виноват, ежели было. Однако в отцовстве своем в отношении близнецов, родившихся через два года после того, нисколько не сомневался.