На одно бесконечно долгое мгновенье Каэрита замерла между своими противницами, широко раскинув руки. Ее сапфировые глаза встретились с карими Паратхи, в которых метался дьявольский огонь. Рот Паратхи открылся в безмолвном крике неверия, ее сабля дрогнула, упала на пол и взорвалась. Левая рука зашарила по груди, отыскивая вонзившийся в нее меч, изо рта хлынула кровь.
И потом это мгновенье закончилось. Обе руки Каэриты в унисон изогнулись в запястьях, она выпрямилась и одним молниеносным движением вытащила мечи из тел распростершихся у ее ног противниц.
Тревожные колокола продолжали звонить. Каэрита повернулась к двери зала аудиенций. В воздухе плыл, создавая небольшие вихри, мерзко пахнущий дым, кое-где занялись огнем мебель и драпировки, в которые попали огненные заряды. Стены, потолок, полированный пол покрывали отметины и шрамы, окна в восточной стене были разбиты, остались лишь пустые рамы. Трупы — некоторые из них тоже загорелись, как и мебель, — валялись повсюду, в лужах крови, издавая зловонный запах вывалившихся внутренностей.
Голубое свечение Томанака продолжало окутывать ее, и Каэрита знала, что любая увидевшая его жрица поймет, что это такое. К несчастью, вряд ли гвардейцы храма обладали той же способностью. Хуже того, Каэрита понимала, что, хотя живое воплощение Шигу уничтожено, остатки ее зла еще живы. У нее наверняка хватило предусмотрительности сконцентрировать большинство своих самых могущественных слуг в зале аудиенций, для нападения на Каэриту. Однако она собрала их здесь не
Она стиснула зубы. Она знала, что делала бы, если бы была одним из орудий Шигу и лицом к лицу встретилась с избранником Томанака. Послала бы тех гвардейцев Куайсара, кого не затронула порча, прямо на мечи избранника, и хаос, смятение, непонимание невинными людьми сути происходящего — все это заставило бы их броситься в атаку. Любой избранник сделает все возможное, чтобы избежать убийства людей, всего лишь исполняющих свой долг, но не затронутых порчей. И если тем не менее в целях самозащиты Каэрите придется убивать их, Тьма одержит немалую победу.
Однако у Каэриты были свои планы. Сапфировые глаза вспыхнули беспощадным огнем, когда она ногой распахнула двери и вышла из зала, сжимая в руках сверкающие голубые мечи.
В коридоре звон колоколов слышался громче, до Каэриты донеслись выкрики команд, топот обутых в сапоги ног. Из-за поворота выбежала первая группа гвардейцев — дюжина «дев войны» и примерно вдвое меньше мужчин с символами Лиллинары на мундирах. Каэрита собрала всю свою волю в кулак. Потянулась к Томанаку — описать, как именно это делается, она не смогла бы никому, кроме другого избранника, — вобрала в себя часть его силы и швырнула перед собой.
Послышались крики смятения. Умноженная Богом, воля Каэриты мчалась по коридору, словно огромная невидимая метла. Тех, кто искренне полагал, будто произошло ничем не спровоцированное нападение на храм и Глас, как ветром сдуло. При других обстоятельствах Каэриту позабавило бы это зрелище — их ноги скользили по полу, словно по льду. Некоторые колотили кулаками в невидимую стену, отталкивающую их от Каэриты. Другие пытались прорубиться сквозь нее с помощью оружия. Однако все усилия были тщетны. Их убрали с пути, достаточно грубо, чтобы кое у кого остались синяки и ссадины, но на самом деле удивительно мягко — с учетом всех обстоятельств.
Однако были и такие, кого
— Томанак! — издала Каэрита боевой клич и бросилась вперед.
В замкнутом пространстве коридоров у них не было возможности укрыться от нее и не было времени, чтобы прибегнуть к какой-нибудь хитрости. Каэрита пробивала себе путь вперед безжалостно точными ударами сверкающих мечей, точно машина для убийства, сделанная из проволоки и колесиков.
Передние из тех, кто оказался в ловушке, видя надвигающуюся на них смерть, с яростью отчаяния пытались сопротивляться, но никакой пользы им это не принесло. Одновременно на нее могли наброситься двое, ну, трое, но даже и вместе они были не в силах противостоять ей.