Паутина противостояния

– Согласен, не этот. – Недовольный Схинки вернул бутылку на столик, секунду помолчал, а затем затараторил: – Вот вы говорите: будьте искренним, будьте искренним… А как я могу быть искренним, если не способен точно рассказать о следующих событиях? Я там не присутствовал и могу лишь догадываться, как все развивалось.

– Вы говорите…

– Я говорю о появлении персонажей, которых никто не ожидал увидеть.

– Они не могли не появиться, – улыбнулся Сантьяга. – Они всегда замешаны.

– Всегда мешают.

– Путаются под ногами, – уточнил комиссар. – Но, как правило, их вмешательство оказывается чем-то полезным. Впрочем, вам ли не знать?

Едва уловимая издевка в голосе нава заставила Схинки поморщиться.

– Поэтому вы их не уничтожили? Они полезны?

– Мы никого не уничтожаем, – неожиданно серьезно ответил Сантьяга. – Этим и отличаемся от вашего дрессировщика.

– Не в этом ли ваша слабость? Вы сквозь пальцы смотрите на шалости шасов-контрабандистов, благодаря которым в мире плодятся человские маги. Вы тащите за собой тупых осов, вы не трогаете красноголовых…

– Уничтожить легко, а вот ужиться сложно, – негромко произнес нав. – Ярга слишком долго отсутствовал, он не знает, через что нам пришлось пройти и что понять.

– Ладно, ладно… – махнул рукой Схинки. – Я просто хотел сказать, что в повествование вклинились варвары. Как и положено: дикие и необузданные.

* * *

– Что у нас на фворе, прифурки? – громко осведомился Кувалда.

Тишина.

– В молчанку играть взфумали?

Осторожные всхлипывания.

– Языки поприкусали? – начал заводиться Кувалда. – Фюрера не уважаете?! Сопли его превосхофительству в лицо пускаете!

Всхлипы прекратились: Иголка и Контейнер поняли, что слезами вождя не разжалобить. Всхлипы прекратились, но и отвечать бойцы не спешили.

Встреча, если, конечно, текущему мероприятию можно было дать столь нейтральное определение, проходила в кабинете великого фюрера Красных Шапок, на самой вершине главной и единственной башни Южного Форта. Иголка и Контейнер стояли в центре комнаты, руки связаны за спиной, на лицах – следы вчерашнего дебоша и рвения бойцов уйбуя Трактора, которому Кувалда приказал доставить гуляк «на ауфиенцию». Одноглазый вождь вел разговор из кресла, многозначительно поигрывая кривым, как извилины Эйнштейна, кинжалом. Пахло переработанным виски и хорошо намыленной веревкой.

– Я в послефний раз спрашиваю: что у нас на фворе? – грозно повторил Кувалда и недружелюбно рыгнул в сторону подчиненных чем-то вчерашним.

– Куча мусора, – пискнул Иголка.

И тут же пожалел о содеянном.

– Ты умный? – Единственный глаз Кувалды принялся так буравить подавшего голос бойца, словно великий фюрер пытался выдавить из позвоночника Иголки нефть. Или газ. – Типа, ты эта… образованный?

– Никак нет, – поспешил развеять подозрения Кувалды Иголка.

– А какой ты?

– Дурной, – брякнул перепуганный боец, хорошо знающий, что этот ответ фюреру наверняка понравится.

– Оно и вифно. – Кувалда подумал и, проверяя заточку, нацарапал на столешнице короткое, но весьма неприличное слово. Кинжал оказался острым. – На фворе, тупые вы козлы и прочие животные, могутный кризис, устроенный жафными человскими банкирами. – Великий фюрер замолчал, изучая реакцию подданных на краткую лекцию по мировой экономике, увидел то, что ожидал: Иголка с Контейнером не прониклись трагизмом момента, и осведомился: – Перевести?

– Всем нужны деньги, – вздохнул прагматичный Контейнер. – А тебе, великофюрерское превосходительство, больше всех.

– Молофец, – расплылся в ухмылке Кувалда. – Вижу, вешаться не хочешь?

– Нет.

– Я тоже вешаться не хочу, – тут же обозначил свою позицию шустрый Иголка. – Лучше я тебе служить буду, великофюрерское высочество, чем вешаться.