Паутина (с иллюстрациями)

Осталось запустить диоксид, который прислал Чарли. И продержаться десять минут. Вернее, до того момента… Об этом моменте я старался не думать. Все равно я не знаю, что это такое. Только помнить: в этот момент надо остановиться, просто щелкнуть по клаве.

Открывшееся окно программы Чарли заняло почти весь экран. Оно было черным, только в самом центре горел маленький белый кружок, а в левом нижнем углу — кнопка «Start». Я подвел к ней курсор и дважды легонько стукнул подушечкой пальца по прямоугольнику «тачки». Словно постучался в дверь неведомого кукольного мира.

Кружок начал наполняться цветом и медленно расти.

На самом деле процесс шел быстро: у экрана довольно высокое разрешение, и увеличение радиуса мандалы лишь на миллиметр означало появление многих тысяч новых разноцветных точек. Узор напоминал воронку воды в раковине, только здесь картинка была неестественно правильной. Каждый ее элемент бесконечно повторялся внутри себя в уменьшенных копиях, можно было различить отдельные квадратики, симметричные прямоугольные зигзаги, ступеньки, аккуратно расставленные многоэтажные дома…

Я почувствовал, что меня затягивает. Голова закружилась, как на карусели. Нужно срочно сделать что-нибудь, что помешало бы необратимому падению в этот раскручивающийся фрактал… Помешать падению…

«Нужно просто не смотреть вниз», — говорит кто-то.

«А ты подерись с мостом», — говорит Франческо и плюет вниз.

И вслед за летящим в темноту плевком тонкая нитка памяти вытягивает все остальное. Нитка утолщается, твердеет, обрастает парапетами и фонарями.

Мост. Тот самый мост.

Это случилось давно и в другой стране — там, где ножку семерки не перечеркивают на письме горизонтальной перекладиной, а стихотворение строят без единой точки, как церковь без единого гвоздя. Я часто вспоминал этот случай в трудные моменты жизни, и сейчас история с мостом пришла сама, словно по привычке. Я снова был там, в компании безбашенных и бесшабашных друзей-студентов, идущих домой из бара. И меня не удивило, что я оказался там в своем теперешнем виде, а мои друзья выглядели такими же молодыми хиппарями, как тогда. Главное, что мост передо мной был все тот же.

Есть странное состояние, когда уже не пьян, но еще не похмелье, когда выходишь из бара под утро, изрядно уставший от бильярда, и все вокруг оказывается чересчур прозрачным и тихим, словно ты под водой. Городок еще спит, и нет ветра, и даже случайный автомобиль выглядит как диковинная придонная рыба. Мы втроем подходим к мосту, перекинутому между двумя холмами. Под мостом далеко внизу — тоже жизнь, аккуратные домики этажа по четыре, мелкая каменистая речка, лес. Мост — широкая проезжая часть, по бокам с каждой стороны бетонный бордюр высотой в полметра, а в ширину — как обычный дорожный поребрик. Слева от проезжей части тянется колея пешеходной дорожки.

Мы ступаем на пешеходную, которая ограждена от основной дороги бордюром, а от пропасти — решеткой железных перил. Мы идем из бара домой, из центра к окраине, где не было баров и нам не сиделось.

Франческо перебегает дорогу и ступает на парапет с той стороны. За тем парапетом нету дорожки с перилами, за тем парапетом — отвесный обрыв. Даже на машине я побоялся бы въехать на этот мост. Чуть зазеваешься, дернешь вправо — тоненький бортик нифига не удержит.

— Идем по этому борту до конца? — кричит с опасного парапета Франческо.

— Легко, — отвечаю я. — Ты первый.

Пройдя метров десять, он спрыгивает на дорогу.

— Нет, не могу. Вот по тому борту, между дорогой и пешеходной, хожу каждый день. Никогда ведь не падал, даже пьяный. А этот — как будто такой же. Но не могу.

— Ерунда, — говорит Чарли. — Они действительно одинаковые. Из стандартных блоков. Нечего и проверять. Нужно просто не смотреть вниз.

— Точно, — говорю я, продолжая медленно шагать по парапету, с которого спрыгнул Франческо. За бортом пока идет пологий склон холма, еще и трех метров высоты нету.

— Мне интересно другое, — продолжает Чарли. — Что за остряк давал названия улицам в этом кампусе? «Еловая»… Где тут, спрашивается, елки? Один бетон, докуда хватает глаз. С учетом того, что мы живем на «Евклидовой», которая черт знает какими петлями вьется в еловом лесу, тут все стоило бы переименовать…

— Ясное дело, эта бетонная просека значительно больше похожа на «Евклидову», а наша — на «Еловую», — соглашаюсь я.

Нет-нет! — Чарли останавливается. — Смотри, что получается. Хотя эта улица с мостом — самая прямая на свете, мы никогда не ходим по ней за горизонт, а только делаем наше периодическое «туда и обратно», из дома в центр и опять домой. И больше того: хотя парапетов у моста — два, и они одинаковые, мы ходим только по одному, по левому. То есть для нас это…

— Улица Мебиуса, — говорю я одновременно с Чарли. И мы одновременно улыбаемся, как бывает всегда, когда люди замечают, что поняли друг друга без лишних слов.