Паутина Шарлотты

Зимой животные почти всё время находились взаперти, в хлеву стояло приятное тепло, а летом, когда широкие двери были распахнуты настежь, хлев продувало лёгким ветерком, приносившим приятную прохладу. Здесь были стойла для рабочих лошадей и привязи для коров, ниже главного настила была овчарня. а ещё ниже — свинарник Уилбура, и здесь были навалены всякие вещи, какие только можно найти в сараях: лесенки жернова, вилы, разводные ключи, косы, газонокосилка, лопаты для снега, топорища, молочные вёдра, пустые мешки и ржавые крысоловки. В таком хлеву любят свивать себе гнёзда ласточки и играть дети, и всё это принадлежало дяде Ферн — мистеру Гомеру Л. Закерману.

Новое жилище Уилбура располагалось в нижней части хлева, прямо под коровником. Дядя Гомер знал, что навозная куча — самое милое место для поросёнка, потому что поросёнку нужно тепло, а в подвале хлева с южной стороны было всегда тепло и уютно.

Ферн навещала его чуть не каждый день. Она разыскала выброшенный стульчик доярки и поставила его в овчарне рядом с загончиком Уилбура. Здесь она тихо просиживала долгие полуденные часы и раздумывала, и прислушивалась, и наблюдала за ним. Овцы вскоре познакомились с ней и ей стали доверять, так же как и гуси, жившие вместе с овцами. Все животные доверяли ей, потому что она была такой тихой и приветливой. Дядя Гомер не разрешал выводить Уилбура и заходить в его загон, но позволял ей сидеть рядом на стульчике и смотреть на поросёнка сколько захочется. Она была счастлива просто находиться рядом с Уилбуром, а он был счастлив тем, что Ферн сидела тут, прямо за загородкой. Увы, других радостей жизни у него не было: ни прогулок, ни поездок, ни купаний.

Раз в июньский день, когда Уилбуру исполнилось уже почти два месяца, он забрёл на маленький дворик рядом с хлевом. Ферн в тот день почему-то не пришла, и Уилбур стоял на солнце. Ему было одиноко и скучно.

— Здесь совсем нечего делать, — подумал он, медленно подошёл к кормушке, обнюхал её: не осталось ли чего с обеда, нашёл там ленточку картофельной кожуры и съел. Зачесалась спина, он прислонился к забору и стал тереться о доски. Устав от этого, он вернулся внутрь, забрался на верх навозной кучи и сел. Спать ему не хотелось, и рыть не хотелось, ему надоело стоять без движения и надоело лежать.

«Мне нет ещё и двух месяцев, а я уже устал от жизни», — сказал он. И опять вышел во двор.

«Когда я здесь снаружи, — говорил он, — мне остаётся только вернуться внутрь, а когда я внутри, мне остаётся только выйти во двор.»

— А ведь ты ошибаешься, друг, друг, друг, — вдруг произнёс чей-то голос.

Уилбур глянул за забор и увидел гусыню.

— Тебе совсем незачем оставаться на этом гря-гря-грязном дворике, — сказала гусыня, которая тараторила так быстро, что успевала трижды повторить чуть не каждый слог и слово, и выпаливала их, как пулемётные очереди. — Одна доска здесь отстала. Ты-ты-ты-ты толкни-толкни её и выйди.

— Что? — скажи понятнее.

— То-то-то-гда я повторюсь, — сказала гусыня. — Я просто посоветовала тебе выйти погулять. Здесь снаружи так здорово!

— Ты говоришь, доска отстала?

— Да-да-да-да-да!

Уилбур подошёл к забору и убедился, что гусыня права: одна доска действительно отстала. Он опустил голову, закрыл глаза и толкнул. Доска поддалась, и через минуту он уже протиснулся сквозь забор и стоял в высокой траве снаружи. Гусыня прогоготала:

— Ну, как тебе нравится свобода?

— Здорово, — ответил Уилбур, — кажется, она мне это нравится. Ему было странно ощущать себя за забором, где между ним и огромным миром не оставалось уже никаких преград.

— А куда мне теперь пойти?

— Ку-ку-ку-да хо-хо-чешь! Хочешь — во фруктовый сад, и рой там землю, хочешь. — в огород, и нарой себе редиски. Ищи всё, что в земле. Ешь траву! Ищи зерно!

Овёс, овёс ищи! Бегай повсюду! Скачи, прыгай, пляши, дрыгайся! А там за фруктовым садом лес, лес, лес! Как чуден мир, когда ты молод!

— Я понял! — взвизгнул в ответ Уилбур, подпрыгнул в воздух, перевернулся, пробежал несколько шагов и встал, как вкопанный. Он принюхался к дневным запахам и направился к саду. Задержавшись в тени яблони, он уткнул своё крепкое рыльце в землю и стал её копать и подковыривать. Он был страшно счастлив и успел изрыть порядочный кусок, прежде чем его заметили. Первой заметила его миссис Закерман и закричала из окна кухни:

— Гомер! Поросёнок убежал! Лэрви! Поросёнок убежал! Гомер! Лэрви! Поросёнок убежал! Он там под яблоней!

— Ну, теперь я отхвачу за грешки, — подумал Уилбур.

Гусыня тоже услышала шум и заголосила: «Так беги, беги, беги! Вниз беги, беги, беги! В лес беги, беги, беги! А в лесу тебя ни-ни-ни-когда не поймают!»

Кокер-спаниель услышал шум и пустился из хлева в погоню. Мистер Закерман тоже услышал и вышел из-под навеса, где он ремонтировал машины. Батрак Лэрви тоже услышал шум и бросил грядку со спаржей, которую он полол. Все двинулись к.

Уилбуру, а тот и не знал, что ему делать. До леса казалось так далеко, да он никогда и не бывал в лесу и не знал, понравится ли ему там.