Паутина Света. Книга 4

Куратор Джингуджи, для которого предназначались эти слова, отреагировал откровенно вяло: кажется, лимит… удивления от личных впечатлений у сотрудника Комитета уже был исчерпан. Но девчонки тоже «молодцы» — я не ожидал, что они заявятся вот так, в раннее утро, да ещё и на каникулах после экзаменов. Представляю, что подумал этот… вспомнил имя — Хайго-сан! — этот Хайго, увидев пятёрку школьниц, приехавших обслужить Амакава и его невесту! Правда, Хироэ его, наверняка, уже успела «обработать»…

— Доброе утро, Кабураги-сан. — Поклонился я. — Ещё раз приветствую в доме клана Амакава. И ещё раз — извините за ночные… происшествия: мои лю… вассалы действовали строго по инструкции.

И ещё руками изобразил — мол, ничего личного. Оговорку про «людей», подчёркивающую статус аякаси-на-службе я допустил намерено, и вообще — «политик-мод» в движениях, обращениях и невербальных сигналах врубился как сам собой. За моим плечом каплей подвижной ртути материализовалась Канаме, «покорно» потупившаяся в пол, усиливая впечатление «господина с супругой», принимающего посетителя у себя в поместье. Куратора, естественно, проняло: он весь подобрался, даже явная усталость отодвинулась на задний план. Обожаю японские культурные традиции! Столько лет прошло, а стоило мне задать социальными маркерами формат беседы «самурай-ронин», и — опа! Ещё бы и кимоно традиционные одеть — был бы полный эффект, но и так неплохо для импровизации.

— Это мне нужно извиняться, Амакава-сама. — Отвесил чёткий поклон «глубокого уважения» Хайго. — мою вину невозможно искупить. Мой разум был помрачён чувствами, я глубоко сожалею о своём поступке…

— Верность долгу служения — не преступление, но добродетель. — Процитировал я,[41] окончательно переходя на слегка архаичный «высокий штиль». Причём в нормальном состоянии, не настроившись на беседу «по делу», меня легче было убить, чем заставить сформулировать хотя бы одну такую фразу. — Защита высокородной девы, доверенная вам — не это ли доказательство высокой чести, оказанной вам?

И вот в таком ключе дальше, минут десять. Мы признались друг другу, что раздувать историю никто не хочет, и лучше оставить её достоянием потомков в виде семейной легенды. Я намекнул, что наличие «сокрывающих амулетов», навешанных на демонов, не то чтобы «секрет-секретов», но не та тема, которую стоит обсуждать во всеуслышание, однако, раз уж так совпало, и раз боевой напарник Джингуджи прикрывает спину моей наречённой в бою (фактически, хранит её для меня, если по «старому» канону самурайского служения) и не только (что ещё важнее!), то почему бы клану Амакава, в благодарность, не выделить некоторое количество из эксклюзивных «аппаратных решений» для сугубо лучшего «хранения»… Честно говоря, я бы приставил к химэ двенадцатого клана снятую с дежурства четвёрку… но — не оценят-с. Не Кабураги, конечно же — тот явно был не очень силён и как раз был бы не против обзавестись подобной «прослойкой» между его телом и угрозой диких аякаси (силу и слаженность действий, а так же управляемость, он уже оценил), а вот лидеры других кланов экзорцистов и первые лица… потенциальных клиентов. Потеря лица, всё такое. Традиции Японии — та ещё палка о двух концах. Комитетчик правильно понял намёк о служении долгу — когда вся эта бодяга закончится нашей с Куэс официальной свадьбой, Хайго мог рассчитывать на благодарность главы старого клана — включая фактический «приём на работу». Судя по тому, как его это… активно заинтересовало, в Комитете его положение было не особо хорошим.

В общем, не сказав друг другу ни одного слова прямо, мы, фактически, заключили договор «о добрых намерениях» — самое смешное, что буде переведён на один из европейских языков, наш трёп читался бы как довольно пустоватая высокопарная болтовня… а на японском — чуть ли не образец прямой речи и однозначный стиль изложения своей позиции. Ох, не даром в школе японские детки изучают классическую литературу — жаль только, что как надо, со всеми нюансами, объясняют значение и смысл отдельных частей речи участников только там, где учится элита… Интересно, у нас с русским языком та же фигня была? Хотя да, о чём это я — после реформы Петра нашего Первого, аристократия «кушала» исключительно европейские языки. Вот у купцов, наверное, ещё долго оставалось… бледное подобие «боярского» стиля речи. С другой стороны, вроде на Руси для подчёркивания статуса были приняты многочасовые ме-е-едленные говорильни за столом… Может, потому и «отмерли»: в этом смысле островные традиции оказались несколько удачнее. Хотя бы просто потому, что еды на «много часов» беседы у аристократов частенько просто не было, а за зелёным чаем долго не просидеть — он же ведь ещё и прекрасное мочегонное. Да-да, опять классическое «бытие определяет сознание».